Эй, этого еще никто не знает. Старичок, я выброшу кассету в голубое Адриатическое море, пока оно еще голубое, пока его не загадила русская нефть. Мне надо хоть кому-то сказать. Твою мать!
Я беременна.
Какое дерьмо!
Врачиха сказала, верняк, шанса на ошибку нет. А анализ крови, а мертвая лягушка, которая на что-то реагирует, я то ли слышала, то ли читала, что только с помощью мертвой лягушки можно сказать, йес ор ноу.
— Забудьте про лягушку, — сказала врачиха, — радуйтесь, что у вас будет ребенок.
Ха, радуйтесь, что у вас будет ребенок?! Ладони у меня стали как лед, и пальцы на ногах тоже, на мне были новые сапоги, они до сих пор у меня на ногах, у них такие классные бантики сверху. Твою мать! Куда делись мои носовые платки? Твою мать!
Фак, фак, фак!
Сейчас растопчу мейбибеби! Если бы это была нормальная страна, то эта проклятая фирма платила бы моему ребенку компенсацию до получения университетского диплома! А когда парень защитит диплом, эта проклятая фирма сказала бы ему: ладно, гулять так гулять, валяй за наш счет в аспирантуру! Эх, я еще не родила, а уже размечталась об аспирантуре?! Не родила, и не рожу, а рассуждаю, что мой малыш будет самый умный на свете?! Диплом?! Аспирантура?! Откуда мне знать, а вдруг я ношу мальчишку тупого, как взгляд афганской борзой? Или вообще девчонку? О неродившемся ребенке думаю как о сыне и кандидате наук? Ясно дело, я нездорова. А здоровые в этой стране есть? «Радуйтесь, что у вас будет ребенок!» И медсестра похлопала меня по плечу. Терпеть не могу, когда ко мне прикасаются чужие люди.
Мне так и захотелось спросить ее: «Что, разве кто-то умер?»
«Еще никто не умер, но умрет», — захотелось мне ей сказать!
Я не плакала перед этими коровами, я не расспрашивала их о таких деталях, как когда можно сделать аборт, где на него записаться. Было бы не вполне о’кей спрашивать такое, когда в руках у меня полно пропагандистских листовок. На них только что родившийся малыш улыбается между мамиными окровавленными ногами и умными глазками смотрит на папу и маму, и мама улыбается, смотрит себе между ног, она спокойна, должно быть, ей сделали эпидуральную анестезию, у папы на лице марлевая повязка, если бы ее не было, его слезы смешались бы с маминой кровью и закапали бы пушок на головке маленького, красного, окровавленного дитяти, которое, еще связанное пуповиной с мамой, лежит у нее между ног, это я уже говорила, и смотрит умными глазками, это я тоже уже говорила. Смотрит, как же, хрена он смотрит! Как может кровавый комок весело смотреть, если он еще кровавый и понятия не имеет, между чьими ногами лежит?! А знал бы, так, может, и сбежал бы обратно, откуда появился, или удавился бы пуповиной. Глаза у него голубые, большие, широко раскрытые! В «Фотошопе», что ли, они ему такие глаза нарисовали?! Суки, манипулянтки, проклятые борцы за рождаемость! Уберите этот бумажный мусор со стеклянных столов в приемных гинекологических отделений! Мне нужно было им сказать: я ношу не ребенка, я ношу серба, скажите, где мне сделать аборт, — вот это они бы поняли, суки! Неужели Хорватия в такой демографической жопе, что пора кричать: «Роди, только роди, пусть нас будет больше, а потом мы этого серба перекрасим в хорвата».
