Я прочитала письмо, которое пришло моему сыну из Америки. Оказалось, что у меня желтая внучка. Да, да, да, да! Если бы я писала книгу о своей жизни, сейчас все пишут книги, и показала бы ее приятельнице — вот, читай, — она бы сказала: «Слушай, не слишком ли! Твою дочку трахает серб, ты живешь в Хорватии, внучка у тебя желтая, кто в такое поверит, притормози, старушка!»
Если бы я писала книгу, мне было бы наплевать на тормоза. Лгать для того, чтобы в рассказанное поверили те, кто не в силах принять правду? Значит, в жизни я могу столкнуться с желтокожим младенцем и с сербским ебарем, а в книге у меня на это нет права? Что такое литература? Картина мира, которая должна казаться покупателям книги достоверной? А в реальности имеется моя внучка — маленькая, желтая, желтее не бывает, некрасивая, как несчастный щенок, больной желтухой и подыхающий в мусорном контейнере. Вокруг контейнера валяются корки от бананов, окровавленная куриная голова, бумага в жирных пятнах и обложка «Глории», на которой президент таращит глаза на рождественский цветок. Я была бы счастливее всех на свете, если бы вдруг оказалось, что в моей жизни нет этой маленькой, страшненькой мордочки. Смотрит на меня косыми разрезами. Уж лучше бы она была чернокожей, похожей на какого-нибудь младенца из «Миссисипи в огне». Я видела миллион прекрасных черных детишек. На нашем телевидении крутится реклама. Черная рука, смоченная молочком для детской кожи, ласкает черную попку и крохотное темное плечико. А потом мелькает кудрявая головка! Джонсон энд Джонсон. Попки деток всех цветов мажьте молочком «Джонсон энд Джонсон». Или вот, на диванах «Икеа» сидят прекрасные темнокожие детишки. Мать моей внучки совсем не похожа на Хэлли Бэрри, в том смысле, что китаянку красавицей не назовешь. Мне не хотелось бы иметь невесткой и Хэлли Бэрри, у нее сахарная болезнь, ее колют четыре раза в день, а диабет — болезнь наследственная, так что, может быть, чернокожая крошка с сахарной болезнью — это еще хуже, чем маленькая китаянка. Хэлли такая красотка только потому, что у нее белая мама. Мой сын тоже белый, а Таня получилась страшненькая. Она, уж конечно, никогда не покажет всему миру ослепительные зубки и «Оскара» в руке. Почему маленькую китаянку зовут Таня? Между прочим, когда я его спросила, есть ли у него дети, он ведь не сказал мне: «Моя дочка желтая». Хорошо, малышка родилась после того, как он вернулся домой, может, он и не знает о ее существовании, и я ему не раскрою, что за существо называло бы его папой, если бы он остался с женой. «Она американка». Я знала, что бывают желтые американки, но желтые американки — это не просто «американки». Мой сын обманщик. Больше всего мне хотелось бы убить в себе любовь к детям. А действительно ли я их люблю?.. Может быть, все, что я для них делаю, я делаю просто ради собственного душевного спокойствия? Мое душевное спокойствие? В моей душе нет покоя. Я уже говорила о детях, о душе, о покое? Неужели я действительно уже говорила о любви к детям и душевном спокойствии?
