― Бред! Бред! ― горячится Панич. ― Она просто бредит ― и все!
Ему возражают сдержанно, но твердо:
― Па-а-прошу больше не вмешиваться! Мы с вами в медучреждении!
― Как не вмешиваться?! Как ― не вмешиваться? Вы ее что, не можете привести в адекватное состояние?
― Адекватное состояние? ― это уже говорится с нескрываемой язвительностью. ― Она больна! Душевно больна. Вы вообще представляете, что такое ― душевнобольной? Ее вчера из петли вынули! То, что вы видите, это и есть, к вашему сведению, адекватное состояние! Адекватное заболеванию, ясно?
― Ну тогда... Тогда... Я ничего не понимаю... ― Панич растерян.
А его оппонент стремительно занимает господствующие высоты:
― Зато я понимаю. Продолжим. Света, а как его звали?
― Кого?
― Того, который тебя любил? И э... убивал?
― Не знаю...
― Бред, я же говорю ― бред! ― сквозь сжатые эу-бы выпихивает из себя невидимый миру Панич. -Лучше сразу спросите ее про Марту. И если она ничего...
― Успокойтесь, ― обрывают его. ― Я же просил вас не вмешиваться! ― И вновь к Светке: ― Он что, не называл своего имени?
Молчание.
Но пытливый ум психиатра не знает покоя.
― Он назывался не своим именем?
― Да.
― Каким? ― в голосе заметно скромное торжество профессионала.
― Разными...
― К чертовой матери! ― уже не говорит, а шипит откуда-то из-за правой нижней рамки экрана Панич. ― Вы что, не видите, какую околесицу она несет? Спрашивайте про Марту!
― Хорошо. ― Доктор выкидывает белый флаг. -Хорошо. Как пожелаете. Ты в Москве жила одна?
― Одна...
― А разве не с Мартой?
― С Мартой...
― Так одна или с Мартой?
― Одна... С Мартой...
― А чем занималась Марта?
― Она умирала...
Остальные записанные на пленку беседы почти ничего к сказанному не прибавляли. Дополнительно из них можно было узнать разве что Светкина подруга Марта тоже любила. И тоже была любима. Человеком без имени, а вернее, с разными именами, основное занятие которого состояло в том, чтобы убивать Марту.
Здесь круг замыкался.
Я был безусловно согласен с Паничем: все это выглядело полнейшим бредом, причем в самом что ни на есть прямом смысле. Но нельзя было не согласиться и с психиатром: поскольку Марта и Светка начинали свою московскую карьеру с помощью Нинель и ее благонравного отчима, в дебрях этого бреда могла таиться отгадка многих мудреных загадок. Вот только дебри покуда выглядели непролазными.
Кроме записи разговора с Михеевой на флэшке имелся еще какой-то файл. Я ткнул мышкой. В нем тоже хранилась видеозапись. Прокрутив ее в ускоренном темпе, я догадался, что это фрагмент школьного самодеятельного спектакля, относящегося еще к идиллическому периоду жизни Марты. У них под рукой не оказалось другой флэшки, и разговор со Светкой записали туда же. Фрагмент занимал всего несколько минут, самый конец представления. Я вернулся в начало, решив просмотреть и его: по крайней мере двое фигурантов моего расследования присутствовали там крупным планом.
