— Хозяев разбудим, а они у меня любопытные.
Он взял ее под руку, но тотчас оставил: вспомнил японца, провожавшего Катю до извозчика, и ему стало неприятно.
— Странно все получается, — заговорил он, как только они удалились от крыльца и попали в тень деревьев. Голос его звучал взволнованно, и в тоне ясно проступала обида. — Очень странно. Нам в самом деле ни к чему это. Права не имеем на чувства. Они — для хозяев. В пролетку с вами сел небось хозяин?
Ее покоробила простота, в которую облек свой вопрос Поярков. Она отбросила суть и увидела лишь унизительный для себя намек. Ответила поэтому грубо:
— Полковник Комуцубара.
— Вы подчинены ему?
— Нет.
— Но… все-таки он хозяин. Он японец и служит в Харбинской военной миссии.
— Он не хозяин, — с раздражением подчеркнула Катя.
— Тогда почему?!
— Он любит меня.
Поярков остановился и посмотрел недоверчиво на Катю. Ему показалось, что она шутит.
— То есть как?
Детская наивность лишь способна была продиктовать подобный вопрос. Она, только что сердившаяся, рассмеялась весело:
— Вот так… И не хозяин, и любит… Бывает, Борис Владимирович. Вы ведь тоже не хозяин…
— Не хозяин, верно. Но вы со мной в пролетке не ездили.
Катя задержалась, подождала, пока огорченный Поярков догонит и поравняется с нею. И когда он поравнялся, положила ему руку на плечо и прошептала:
— Наймите, поеду!
— Ох, Люба!
— Поеду, верно. Хотя зачем ездить? И так хорошо. Одни среди ночи…
Перепутала все Катя, заплутался окончательно Поярков и не знал теперь, как выбраться из этой чащобы. А ему надо было выбраться. Ведь не за тем пришел, чтобы о сердечных делах говорить. Вовсе не за тем. Хотя и они его мучили.
— Верно, хорошо.
— Невесело говорите. Не больно хорошо, поди, вам.
Он признался:
— Нехорошо.
— Отчего?
— Тяжесть какая-то. Предчувствие, что ли, недоброе…
Катя покачала головой:
— Да, вам не позавидуешь.
— Вот и вы это понимаете. Может, меня бросают на верную гибель. Люба, вы-то ведь знаете… Вы рядом с ними.
Трудную задачу он задал ей. Неразрешимую почти. Посочувствовать Катя могла и даже утешить, но он искал не одного сочувствия. Ему хотелось знать то, что составляет тайну японцев. Тайну ее хозяев. Она запретна. Поэтому Катя откликнулась лишь на тревогу Пояркова. Так было проще.
— Вы слишком дорого стоите, чтобы потерять вас сразу.
— Дело только в цене?
— И в ней тоже.
— Получается так, словно я вещь какая.
— Не обижайтесь, не мои слова это, а вам важно знать то, что думают другие.
Конечно, ему важно знать, что думают другие, то есть хозяева. Но он еще ничего не узнал. Цену лишь свою.
