Правда, трус-возница живо смылся, едва завидев драку.
Зато свинопас успел вовремя.
* * *
— Дуй, Эвр! Неси в Калидон!..
— Дует он, дует… несет рыжего…
Чей это голос? Эвмей? — нет…
Круглое девичье лицо склоняется над Одиссеем. Хлопают длинные ресницы — копья ночи. Лук рта изгибается в усмешке… лук и жизнь — одно…
Жизнь.
— Лежи, рыжий… Ну хоть до завтра полежи, ладно?
— Скорей! в Калидон!
— Будет тебе Калидон, будет… Спасибо даймону Телесфору[42], кости целы!.. скоро плясать будешь, рыжий! Драться! девок любить! Нравится девок любить, а?
— Любить… надо просто любить…
— Эй! рыжий! да что ты творишь-то?!
Надо просто очень любить эти руки… эти губы… Надо очень любить глаза, в которые смотришь!.. плечи созданные для твоих ладоней!..
— Рыжий…
— Надо просто любить…
Было?
Не было?
…наверное, все-таки было, потому что, когда завтра Одиссей с трудом поднялся на ноги, дочь хозяйки дома, где приютили бродяг, ибо Зевс любит гостеприимцев, умоляла гостей задержаться еще хоть на денек.
Плакала даже.
Вослед глядела.
Нет, ушли… вон, хромают в свой треклятый Калидон!.. и свора деревенских собак уважительно облаивает лохматого гиганта, молча улучшившего местную породу всего за одну ночь.
Упрямо глядя перед собой, босиком, по ночам заворачиваясь в драный плащ, я шел в эпигоны.
* * *
Поди разберись в хитросплетении горных тропинок, просек и ухабистых, раскисших от дождя путей! Дважды пришлось возвращаться на ближайшую развилку: сперва тропа вывела к замызганному лужку с язвами старых кострищ, обрывавшемуся в пропасть; затем — и вовсе обратно. Блуждания сожрали целый день. Ночевать пришлось под дождем, наскоро соорудив в сумерках некое подобие шалаша.
Свинопас полночи бухтел: поворачивать надо. Домой. Сгинем, мол, без вести. Наконец умолк, засвистел носом. И правильно. Кто его слушать станет? Никто. Куда надо, туда и пойдем. Куда надо… куда…
Утром, промокшие, голодные (скудные припасы, которыми снабдили в деревне, иссякли) и злые, снова двинулись в путь. Расплескивать пятками то безобразие, что в Этолии гордо именовалось «дорогой». Аргус изгваздался в грязи по уши (вернее, по их куцые огрызки!), отчего казался еще больше, чем был на самом деле. Сейчас пес напоминал помесь ежа с кабаном: дождь наконец прекратился, и подсыхающая грязь топорщилась на Аргусе колтунами-иглами.
Встречные люди, едва завидев этакоюе чудище, шарахались в кусты с воплями о новом Калидоонском Вепре, и расспросить их не представлялось возмоюжным.
