Айсулу приказал одному из разведчиков скакать к беку и рассказать о табуне. Сам же, соблюдая все меры предосторожности, повел свою группу курсом, параллельным движению табуна. Изредка сближаясь с табуном, Айсулу видел, как табунщики постепенно наращивают темп движения, полагая, видимо, что встреча с разъездом степняков не была случайной.
Айсулу издалека не мог подсчитать численность табуна, но опытный глаз степняка-кочевника, с малых лет проводящего большую часть жизни в седле, почти безошибочно определил, что там не менее полусотни голов. Отметил он также, что лошади в отличном состоянии – гладкие, мускулистые, подтянутые, даже в такое пасмурное утро - лоснящиеся. Настоящие боевые кони. Рука Айсулу непроизвольно опустилась на свитый в кольца аркан, сплетенный из конского волоса, поглаживая его. Он уже предвкушал охоту. Милую сердцу любого степняка охоту на лошадей, вечных спутников ордынцев. Самое дорогое живое существо, скрашивающее суровую жизнь степняка нежной привязанностью и беззаветной преданностью и храбростью в бою. Айсулу назвал своего коня Откан , предполагая в его имени не только пламенную отвагу боевого коня, но и его готовность согреть хозяина своим теплом, и донести усталого седока к очагу, где его накормят и согреют.
Айсулу настолько был привязан к своему коню, что Откан, чувствуя его отношение к себе, со временем научился каким-то образом предугадывать любое его желание, и подчас выполнял команду седока еще до того, как рука Айсулу начинала подбирать поводья, чтобы передать эту команду коню. Но таковы, собственно, были почти все кони степных воинов, проводящих жизнь в походах и войнах, и привязанные друг к другу, как члены одной большой семьи.
Разведчик знал, что и для казаков лошади – это святое, это то, что заменяет казаку семью, это брат и боевой товарищ. Он уважал казаков и считал их равными себе по духу и воинской удали, отвергая высказывания собратьев о том, что степь должна принадлежать только степнякам, а казаков нужно выдавливать из пределов Дикого поля. Но в настоящий момент в нем проснулся и взыграл азарт охотника, извечная готовность мужчины-воина к бою, к смертельной опасности и этот азарт, разгораясь, затмил все остальные чувства и мысли. Вскипела горячая кровь, и сейчас всем его естеством полностью завладела жажда схватки. Видя, как быстро табун набирает скорость, он нетерпеливо поерзал в седле, всматриваясь в даль, откуда должен был появиться отряд Бидайхана. Но степь была девственно чистой под белой кошмой снега, а табун тем временем уходил.
