На многое открыла Путнику глаза эта командировка в Сибирь…
Частенько он доставал из бумажника затертый листок с воззванием Ивана Соловьева и читал:
«Мы всегда полагали, что эта власть, кроме обмана и жестокости, кроме крови ничего не может дать населению, но все-таки полагали, что правительство состояло из людей нормальных, что власть принадлежит хотя и жестоким, но умственно здоровым. Теперь этого сказать нельзя…»
Сербин мог бы гордиться своей ротой и ее боевой подготовкой, потому что потерял в боях лишь шестерых бойцов, в то время, как в других ротах полка потери были несоизмеримо большими. Но то, что сражаться пришлось со своим же народом, который хотел того, чего хотел и сам Путник, подрывало его веру во власть и в правильность выбранного пути… Не принес радости и орден молодой Советской Республики – орден боевого Красного Знамени, врученный ему после разгрома восстания командармом Блюхером.
А скоро через всю Россию потащил пыхтящий от натуги паровоз бойцов и лошадей кавполка, и все его военное имущество. Когда мимо распахнутой двери теплушки медленно поплыли берега озера Байкал, заныло у Путника под ложечкой – вспомнил он Монголию, пустыню Гоби и красавца-коня, его любимого Гнедка, преданного смерти собственной рукой…
В Ростове в штабе РККА полку определили место нового пункта постоянной дислокации – старые казармы Кадетского корпуса Всевеликого Войска Донского – с конюшнями, полем для выездки и джигитовки и собственным стрельбищем на берегу Дона. Командирам подразделений полка была поставлена жесткая задача – в течение десяти дней полностью обустроить казармы и конюшни, привести в порядок заросшее бурьяном стрельбище…
Когда все задачи были выполнены, Сербину и еще двум командирам рот командование предоставило месяц отпуска.
Путник, привыкший к быстрым сборам и не менее быстрым решениям, собрался в течение часа и быстро оформил в канцелярии полка отпускные документы. Несмотря на то, что солнце уже клонилось к закату, он не стал дожидаться утра, и одним махом вскочив в седло, на крыльях любви помчался к Фросеньке, от которой за долгие три года войны на краю России, получил всего два письма. Да и те с оказией, с казаками, прибывающими в полк после ранений и положенного после лечения отпуска в родных краях.
