В палату вновь вошла девчушка (Фросенька, вспомнил Путник), неся в руках кувшин, из которого поднимался пар, большой медный таз и клок марли. Сняв с его большого тела простыню, она мягкими, нежными прикосновениями стала обмывать ему спину теплой водой, отжимая розовую от крови воду в таз. Затем очередь дошла до ягодиц, ног и рук путника. В ярости от своей беспомощности, он заскрипел зубами и рванулся всем телом, пытаясь порвать путы, которыми был привязан к койке. Ему стало невыносимо стыдно от того, что этот ребенок вынужден обмывать его, как младенца…
Резкая боль мгновенной вспышкой рванула мозг, и он потерял сознание…
Доктор приготовил два шприца и ввел ему, вновь впавшему в беспамятство, лекарственные препараты.
Через пару часов Путник пришел в сознание. Ему очень хотелось пить. Во рту опять пересохло, и язык, как рашпиль обдирал небо. Он хотел позвать кого – нибудь, но язык не повиновался ему.
Вдруг над ним склонилось личико девчушки – санитарки. «Она что, вообще от меня не отходит?» - подумал Путник, но ему стало приятно, что она за ним присматривает.
- Вам водички? – участливо спросила она. И, не дожидаясь ответа, поднесла к его губам трубочку. Он сделал несколько глотков, и девчушка отняла кружку. Он свирепо сверкнул глазами, но она убрала кружку, промолвив:
- Вам нельзя много пить. Доктор разрешил давать вам не больше пяти-шести глотков. И не зыркайте так на меня, пожалуйста, мне же страшно… И так про вас говорят, что вы можете один на банду напасть и всех поубивать до единого. Вы и возле нашего двора пятерых Сашкиных охранников зарезали, хочь бы кто крикнул…
Путник удивленно уставился в глаза девчонки. Он никак не мог понять, о чем она говорит.
- Я Фрося Мастеровенко, Ивана Лукича дочка. А Сашка Сердюк, у-у бандит с большой дороги, - она сжала кулачки и смешно надула губки, - с моей старшей сестрой Машкой любовь крутит. А отец и братья боятся его. А ты… вы – не испугались, лучших его охранников, раз – и нету!
И тут Сербин вспомнил все – и долгую дорогу домой, и смерть родителей в родном хуторе, и двор Мастеровенковых, где ему не удалось изловить Сердюка, и изнуряющую погоню за бандой в течение всего лета.
Ему вдруг стало хорошо и спокойно… Он понял, что будет жить!
- Фросенька, - вдруг заговорил он, с трудом проворачивая во рту онемевший язык. – Ты, пожалуйста, дай мне еще водицы, да я посплю. Очень спать хочу.
