Я с тоской, стараясь не показывать виду, смотрел на стол. Вместо низменных жареных кур и каплунов, гусей и телятины, на стол подали только «благородное»: зайцев, куропаток, а также белок и ежей. В большой тарелке с высокими краями на стол поставили вареных мидий, мощно приправленных уксусом, а также целый котел слизняков, как здесь называют улиток.
Едва мы начали расправляться с первой переменой, в комнату заглянул повар, а через пару минут вошла целая череда слуг, у каждого в руках широченный поднос, на котором жареные гуси, утки, перепела, а самое главное – цапли, ну убейте меня, не понимаю, почему они считаются великолепной дичью.
Я в удивлении оглянулся на графа:
– Вы уверены, что все это съедите?
Он отмахнулся:
– Вот видите, как среди простолюдинов быстро теряется дух рыцарства! Что не съедим, возьмут слуги. Мы, можно сказать, питаемся с одного стола.
– Раздельное питание, – определил я, – понятно.
– Раздельное? – переспросил он.
– Ну это так называется, – объяснил я. – Сожрать все, пока другие не подошли. Или вот так, более гуманно… Не обращайте внимания, это моя собачку косточки грызет. Правда, если ей не бросать их, то ножки стола перекусит от нетерпения…
Жена графа тут же оторвала гусиную ногу и сунула под стол. Я улыбнулся как можно более дружелюбно и беспечно:
– Кстати, я хотел бы поговорить о тревожном положении в городе. Вообще-то это ваш город!
Дюренгард покачал головой, в глазах укоризна:
– Как вы можете о делах, еще не пробовав нашей печеной рыбы?
– Морская? – спросил я скептически.
Он посмотрел с уважением.
– А вы, похоже, знаете толк… Нет, из дальних горных озер. В морской воде рыба становится жесткой.
Он перекрестил грудь в дорогом сукне мелкими крестиками, словно отгонял муху. Сэр Гаррет и молчаливый юноша перекрестились размашисто и напоказ, широко и с фанатично-строгими лицами, будто в самом деле в этот момент думают о Высоком… хотя кто знает, кто знает, не всегда же мы свиньи. Графиня даже не вспомнила о таком ритуале, наклонилась к блюду и брезгливо трогала кончиком ножа запеченную рыбу. Граф поинтересовался с ноткой иронии:
– Как полагаете, есть можно?
– Можно, – сказала она.
Я видел как на меня поглядывают, нагнул голову и, сделав вид, что полностью занят едой, сосредоточился, заглушил, а потом и вовсе отсек все шумы справа и слева, оставив узкий коридор, в конце которого шепчутся карбонариями. Постепенно шепот стал различим, я услышал:
– …собираетесь заняться шелком…
