В толпе наконец поняли, что происходит не совсем то, что им обещано, да и я, прячась за деревьями, начал стрелять быстро и беспощадно: в спину, в голову, просто в пробегающие тени. Раздались вопли ужаса. Толпа начала шарахаться, топча друг друга, наконец с диким воем ринулась обратно, забыв о страстном желании насадить демократию и разграбить награбленное.
Я шел следом, мои пальцы одеревенели, а кисть распухла от частых ударов тетивы. Идиот, забыл надеть кожаную рукавичку, приходится гасить боль и заживлять рассеченную кожу, зато стрелы идут как пунктир, я то и дело переступаю через дергающиеся в агонии тела. Последние из убитых рухнули в распахнутых воротах, а уцелевшие мчались дальше, растеряв факелы, дико воя в смертном ужасе.
Я выпустил еще с десяток стрел вдогонку, вернулся в дом и торопливо упрятал лук в мешок. Амелия рыдает, обхватив столб на крыльце, Ганс и Фриц жмутся к ней, уговаривают не плакать, но у самих по щеках бегут слезы.
Она подняла ко мне испуганное лицо, на щеках мокрые дорожки.
– Они… убежали?
– Я ничего не рассмотрел, – сказал я, – мельтешили, потом как-то враз исчезли. Похоже, что-то их спугнуло.
– Не что-то, – возразил Гансик. – Вон сколько их лежит! И в каждом – стрела.
– Наблюдательный, – сказал я одобрительно. – Да, тебе от армии не откосить!
Амелия проговорила через рыдания:
– Не могу поверить… Господь спас нас… Спасибо Ему!
– Не за что, – ответил я скромно. – А вон, кстати, сюда спешит городская стража. Как и положено, когда все закончено. Вы видели, как пьяная толпа ворвалась и бесчинствовала, но не видели, кто их перебил…
Она смотрела расширенными глазами, я усмехнулся и скрылся в доме. Во дворе послышался конский топот, властные голоса.
Я сидел на своем ложе голый до пояса, зевал и тер кулаками глаза, когда на пороге вырос рослый человек в легких доспехах с большой золотой бляхой на груди, означающей, что он – начальник всей городской стражи.
Свет из окна упал на его суровое, обветренное и обожженное солнцем лицо, блеснули злые глаза. Я зевнул и сказал сонно:
– А, это вы, капитан Кренкель!.. Чё это вам не спится?
Он прорычал:
– Не прикидывайтесь! Кто там столько народу угробил?
– Там, – спросил я медленно и все еще сонно, – это где? На Каталаунских полях или при Фермопилах?.. Да, я там повоевал, не спорю… И пирамиды повалил по пьянке…
Он рыкнул громче:
– Я говорю, кто убил столько народу в доме? И за домом?
За его спиной возникли двое крепких стражников и уставились на меня, готовые хватать и вязать, но во взглядах я заметил почтительную осторожность. Акселерация свое слово сказала, и хотя это не моя заслуга, но я выше обоих на голову, шире в плечах в полтора раза и намного тяжелее.
