- Ты пришел вовремя, сыне мой! Ступай, забери лошадей, коих вы оставили во вражеском стане, и поспеши на помощь своим братьям. Каменные стены не спасут их от огня, потому как вороги ваши поняли, что вы подожгли земляной елей, чтобы уничтожить их, и сбираются этой ночью сделать то же самое. Ежели ты не поспешишь, в огне погибнет все русское войско»…
- Как мы заберем лошадей?– спросил Заруба, не раскрывая рта. – У нас нет ни одной лошади, чтоб заманить табун и увести его…
- Твой конь ждет тебя – он приведет табун…
Старец медленно растаял в тумане, а Заруба еще некоторое время стоял, как вкопанный, не в силах сдвинуться с места. То, что произошло сейчас с ним, было наяву, в этом не было никаких сомнений. В то же время, этого не могло быть, чтоб разговаривать с мертвецом, погибшим может быть лет двести назад.
Но Заруба не стал ничего из происшедшего подвергать сомнениям, а поспешил в лагерь к своим пластунам…
Караташ, аварский хан Нуцал и хан Касым Кумыкский уединились, уйдя за уступ скалистого берега Аксая.
Шамхал и другие амиры , предав земле павших воинов, спешно собирали остатки снаряжения и оружия, и один за другим их отряды покидали лагерь.
Отряды хиджретов, аварцев и кумыков ушли вверх по склону в сторону перевала и укрылись в древнем буковом лесу.
- Урусы устроили взрыв с помощью земляного масла, источник которого находится где-то в селении, - сказал Караташ, обращаясь к Нуцалу и Касыму. – Я даже примерно знаю, где. Когда мы уходили с переговоров, я обратил внимание на канаву, забросанную свежей землей. Канава ведет к последним саклям селения, значит, источник где-то там.
Если хиджреты ночью проберутся к источнику и пустят земляное масло к саклям, где лежат раненные, и подожгут его, урусы все выбегут на помощь. Нам останется только перебить их метким огнем наших ружей и стрелами лучников. Они будут освещены, а мы будем скрыты ночной тьмой, они не смогут причинить нам вреда, поскольку будут слепы, как новорожденные котята. Вы согласны?
Аварский хан Нуцал – молодой, жаждущий боевой славы и почестей горец, ответил согласием, не раздумывая.
Касым Кумыкский долго думал – он был умудрен жизнью, коварен и лжив. Если можно было чего–то добиться путем обмана, а не применения силы, он с легким сердцем шел на обман и лживые обещания. Вот и сейчас, он задумался, как согласиться с Караташем (которого боялся и уважал за отчаянную храбрость) и, в то же время не принять участия в намечающейся бойне. Он-то прекрасно знал, что после разгрома русских придут тысячи новых солдат и, в наказание за подлый налет на раненных, сотрут с лица земли несколько кумыкских селений. Аварцам легче – они живут в горах, а большинство кумыкских аулов разбросаны на равнине, и урусы первыми покарают именно их. Поэтому Касым выразил свое согласие таким образом, что и сам, в конце-концов, не понял, пойдут ли его воины в бой, но на словах получилось, что его воины примут самое активное участие в ночном набеге. Хотя, на самом деле, Касым решил держать их позади позиций аварцев, а после боя кто там разберет, где чье войско находилось и какое участие приняло в сражении…
