– Я не хочу оставаться рабыней даже на день! – плакала, кричала девушка.
– Я понимаю так, – сказал Сафрар, приподымая золотые капельки бровей над глазами, – что ты хотела бы по достижении своего совершеннолетия передать все свои богатства тачакам, чтобы освободиться?
– Конечно, – плакала она.
– Какое счастье, – констатировал Сафрар, – что такая передача запрещена законом.
– Я не понимаю? – пробормотала Африз.
Камчак сжал мое плечо и потер свой нос.
– Без сомнения, ты знаешь, – сказал Сафрар, – что раб не может иметь собственности, так же как каийла, тарларион или слин?
– Я богатейшая женщина Тарии! – вскричала она.
Сафрар чуть-чуть склонился вперед. Его круглая физиономия лоснилась; он надул губы, улыбнулся, затем склонил голову и очень быстро сказал:
– Ты рабыня, – а затем самодовольно заржал.
Африз откинула голову и завизжала.
– У тебя даже нет имени, – прошипел маленький торговец.
Это была правда. Камчак, без сомнения, продолжал бы называть её Африз, но это было бы уже имя, данное им, а не её собственное. Раб или рабыня, не будучи полноправным разумным существом в глазах германского закона, не может выбирать имена по собственному усмотрению Таким образом, с точки зрения горианского закона, как это ни неприятно говорить, рабы – это животные, полностью и безоговорочно принадлежащие своим господам и вынужденные делать то, что господа захотят.
– Думаю, я назову её Африз, – сказал Камчак.
– Освободи меня, Сафрар, – заискивающе тихо попросила девушка, – освободи меня.
Сафрар рассмеялся.
– Слин, – завизжала она. – Вонючий слин!
– Будь осторожна, – предостерег Сафрар, – теперь ты говоришь с богатейшим человеком в Тарии Африз плакала и рвалась в наручниках.
– Ты понимаешь, разумеется, – продолжал Сафрар, – что когда ты стала рабыней, все твои богатства, гардероб и драгоценности, вложения и счета целиком и полностью становятся моими.
Африз безудержно рыдала у столба.
– Я прошу тебя, благородный Сафрар, – всхлипывая, повторяла она, – прошу тебя, прошу тебя освободить меня, пожалуйста, пожалуйста!
Сафрар улыбнулся ей и затем повернулся к Камчаку.
– Что, тачак, просишь ты за нее? Какую цену ты назначал?
– Я снизил, – сказал Камчак, – до одного медяка.
Сафрар улыбнулся.
– Цена слишком высока, – сказал он. Африз завизжала. Сафрар снова поднял крохотное стекло, через которое он же рассматривал девушку, и изучив её более внимательно. Затем он пожал плечами и жестом приказал рабам разворачивать паланкин.
