Дуглас Брайан
Замок крови
В придорожной таверне «Колесо и шар», что стояла на самой границе Бритунии, было непривычно шумно и многолюдно. Обычно так случалось нечасто — только в те дни, когда здесь останавливались большие караваны. А больших торговых караванов на этой дороге не видели очень давно — с тех пор, как граф Леофрик покинул свои владения. Это случилось лет десять тому назад. Никто так и не понял, что именно вынудило сиятельного Леофрика, богатого и знатного вельможу, человека властного и ученого, оставить великолепный замок Эгрей, где у него имелся штат вышколенной прислуги, бросить родовые земли и с небольшой свитой отправиться на чужбину, в Черные страны и даже (поговаривают) в саму Стигию, оплот темной магии.
Но каковы бы ни были причины, по которым Леофрик распрощался с владениями своих предков и пустился в странствия, результатом стало запустение. Торговать здесь было больше не с кем, поэтому купцы обходили замок Эгрей стороной и входили в Бритунию другой дорогой, которая проходила чуть севернее. Хозяин «Колеса и шара», жилистый хмурый человек, упрямо оставался на месте и на все предложения отказаться от убыточной таверны и перебраться вслед за прочими в более «хлебные» места, отвечал одно и то же: «Слишком дорого далась мне эта таверна. Лучше уж я разорюсь, чем променяю ее на скучную жизнь в шумном городе».
У него имелись на то свои причины. Поговаривали, будто этот человек был когда-то контрабандистом; будто его разыскивают в десятках стран за грабежи и убийства, за похищение женщин и торговлю рабынями; однако никто ничего толком не знал. В любом случае, теперь это был неразговорчивый мужчина, чья жизнь перешла за середину и сейчас клонилась к закату. Ему нравилось жить на отшибе, содержать скромную таверну и кормить редких посетителей вареным зерном с кусочками мяса (другой пищи он не признавал — злые языки поговаривали, будто к этому пойлу он пристрастился в те годы, что был прикован к веслу на галере; иные же поправляли — так, мол, кормят в аквилонских тюрьмах). На самом деле все эти россказни не имели ничего общего с действительностью. Блюдо, о котором только что шла речь, было единственным, что умел стряпать одинокий трактирщик — все остальное у него неизменно пригорало или получалось полусырым.
Да, у него не было никакого кулинарного таланта, это следовало признать. Сам он посмеивался над собой — когда никто не мог его видеть, конечно, потому что на людях он неизменно оставался мрачным и молчаливым.
