Крабы в консервной банке | страница 5



Яхек садится, закрывает лицо руками и пытается думать, но в голове у него хаос. Ни на что, не надеясь, он подходит к зеркалу — и, конечно, опять видит свой новый рот. Он видит и щетину. Надо бы побриться. Это он может и на ощупь. Он вынимает из ящика свою маленькую дорожную бритву, включает ее и водит  жужжащим аппаратиком по лицу до тех пор, пока оно не становится совсем гладким.  Он приводит в порядок одежду: есть ему не хочется, но в желудке — сосущая пустота, надо ее заполнить. Это означает, что снова придется просить мефрау Крамер, чтобы она подала в комнату: ужинать вместе со всеми, как заведено в этом доме, он не в состоянии. Он собирается с духом: но тут стук в дверь. Он открывает и видит мефрау Крамер с горячим ужином на подносе.  Он, молча, отступает на шаг, она так же молча, входит, ставит поднос на стол и, отвернувшись, спрашивает, как он себя чувствует, но Яхек слишком ошеломлен, чтобы отвечать. Хозяйка поспешно выходит из комнаты: он замечает, что она не волочит ноги, как обычно, когда хочет показать, как тяжело ей что-нибудь сделать для постояльца (она жаловалась на какую-то таинственную болезнь ног).

Яхек садится и ест. Выждав момент, когда на кухне никого нет, он бежит туда с подносом и ставит его на стол. Вернувшись в комнату, раскрывает детектив, взятый в библиотеке. Но то, что он читает, не доходит до него; он в отчаянии откладывает книгу, и снова начинается круговорот ни к чему не ведущих мыслей. Часок, поломав себе голову, он принимает два снотворных порошка, чистит в темноте зубы и ложится спать.

Подобным же образом он проводит и следующий день. В нем зреет убеждение: что-то должно произойти, дальше так продолжаться не может.

Мысль весьма тривиальная, но он считает ее результатом своих  глубоких размышлений, и это вселяет в него надежду, что, когда уж совсем припрет, его серьезность и основательность, в конце концов, помогут ему найти выход. Квартирная хозяйка, по-прежнему молча, приносит ему еду.

Вечером Яхек действительно приходит к важному решению, на следующее утро он пойдет в свою контору и уволится. Он не знает, действительно ли это решение самое разумное, но одно он знает твердо: в таком виде он не может показаться на глаза своим коллегам, не говоря уже о многочисленных начальниках. Ну, как объяснить им то чего он и сам не понимает и что, возможно, по существу ужасно не пристойно? Что он будет делать после увольнения, ему пока не ясно. Может быть, переедет в другой город. Образование у него, не ахти какое, опыт работы тоже, с его теперешними обязанностями справится любой, стоит ему подучиться три недели. Во всяком случае, он не намерен пасовать перед трудностями, хотя при мысли о грядущих переменах в желудке у него будто что-то обрывается. И все же, приняв решение, он немного успокаивается, он даже может время от времени ненадолго подходить к зеркалу и смотреть на свой рот без ужаса. На этот раз перед сном он принимает один порошок, завтра ему лучше не быть таким одурелым.