Обезьяна взвыл, с ненавистью глядя на меня. Тощие руки беспорядочно суетились, то хватаясь за прокол в бедре, то закрывая причинное место. Его подельник медленно, то и дело оглядываясь на дверь, шёл к нам. По кулаку, почти спрятанному в длинном рукаве рубахи, я сообразил, что он вооружён. Откуда у него… Впрочем, понятно откуда. Зря, что ли, выходили вместе с остальными наружу? Если перед полётом, при водворении на платформу, их наверняка обыскивали ("шмон устраивали" - вспомнил я слово из рассказов Солженицына), то сейчас кому это нужно? Призракам? По-моему, им наплевать…
Когда подельник, сутулый, по-медвежьи огромный, приблизился, Обезьяна, видимо, почувствовал подкрепление и стал, завывая, браниться. Я, честно говоря, понимал с пятого на десятое. Кажется, и сейчас тюремное арго больше похоже на иностранный язык, чем на нормальный, разговорный. Но из проклятий Обезьяны я выяснил интересные вещи "о себе" и потихоньку стал понимать, что произошло с Брисом.
Едва уголовники вышли из крио-сна, они обнаружили в своей компании совсем юнца, а поскольку среди них оказались часто и подолгу сидевшие, то они почти сразу вспомнили тюремные привычки и пристрастия. И, когда уголовная шушера полностью отошла от неприятных ощущений заморозки, в своей камере она принялась устанавливать свои правила и законы, которым Брис жёстко воспротивился. Поскольку связать его и принудить к развлечениям шушеры возможности не было, то навалились всей толпой и оторвали накладку за ухом - в надежде, что парень истечёт кровью, и можно будет попользоваться беспомощным телом. Но когда Брис начал слабеть, драку заметили в камере напротив и вызвали надзирателя. И вот тогда-то, при появлении Бишопа, в ход пошло враньё, что парень давно умер. А надзиратель разбираться не стал.
Обезьяна всё это выплёвывал в меня, а его подельник всё молчком старался обойти меня. Вскоре первый перешёл просто на оскорбления, причём, как я понял, старался ими не воздух сотрясать, а отвлечь меня на себя. Но моя позиция была довольно удобной, чтобы защищаться сразу от двоих, пока кто-то другой не войдёт в душевую. Правда, у меня всё внутри сжималось, когда я мельком, но думал: а если вместо обычных поселенцев сюда ввалятся остальные уголовники? Никакой штырь уже не спасёт…
И, когда я уже на полном серьёзе начал опасаться воссоединения уголовной компании, Обезьяна допустил тактическую ошибку. Он остановился передохнуть и облизаться - и выпалил:
