Это только кажется - нет ничего хуже, если тебя травят, как загнанного волка. В реальности, как выясняется, есть ситуации и поганей.
Хуже, если травят бывшие коллеги.
Если в твоих жилах не кровь, а чудовищная смесь химии, в которой естественные жидкости организма, кажется, занимают минимальный процент.
Если по самое не могу напичкан имплантатами и датчиками.
Если только что, уловив, что тебя оставили на короткое время в одиночестве, с трудом встал на ускользающую из-под ног, подламывающихся от слабости, землю и выдрал из собственного, ещё живого мяса всё, что только смог: трубки, которые жадно всасывались в тебя, забирая для изучения не только части тела, но и саму измученную душу; провода, которые пронизывали тебя смертоносным светом, любопытствуя, сможешь ли ты защититься, сможешь ли избежать этой смерти.
Прежде чем отойти от искалеченных приборов, слабо провёл над ними исхудавшей ладонью. Её едва не подбросило от активной энергии, взять которую он полностью не смог. Но и набранного казалось в той спешке достаточно. Зато вытер о тряпки пролитую на себя и разбрызганную жидкость, да ещё обмотал ноги чистыми полотенцами, чтобы не нашли по телесному следу. И только после этого добрал остатки ментала и обвёл прищуренными глазами все камеры наблюдения в палате.
Работы умирающих мозгов хватило, чтобы в упавшем мраке и дыму взорвавшихся приборов заклинить двери. Открыть фрамугу окна - пусть думают, что ушёл через неё. И - почти обессилев после нехитрых действий, влезть в воздухопровод под шкафом.
Окровавленный кусок мяса хотел жить. И он дрался за жизнь, в которую уже не верил, из последних сил, на остатках инстинкта.
Воздухопровод вёл не вниз, как он предполагал, рассматривая очертания решётки в редкие проблески сознания. На бешенство от обиды - не хватило сил. Глаза лишь слегка потеплели, но через секунды он был благодарен обиде, охватившей его. Она впрыснула в жилы микроскопическую порцию адреналина, чем взбодрила и заставила думать.
Наверх так наверх. Внутри несколько раз изогнутой металлической норы он на четвереньках добрался до следующего этажа и пополз вперёд, мечтая всем телом и полумёртвыми мозгами только об одном - упасть плашмя и не шевелиться. Но он знал, что будет, если его найдут здесь, обессиленного, скорчившегося в тесном сумеречном пространстве, поэтому не останавливался. Умереть не дадут точно.
Голоса. За углом, откуда тянется блёклый свет. Он дополз до угла и осторожно выглянул. Решётка. Выход на какое-то помещение. Невнятно говорят двое. Снова шаги. Один ушёл. Другой походил-походил по помещению и встал почти рядом - протяни руку сквозь решётку и достанешь до брюк. Серые. Со строгой стрелкой. И ботинки. Начищенные. Он возненавидел эти ботинки до участившегося дыхания. Но потом затаил дыхание, обнаружив: носок одного почти упирается в решётку.
