В груди у Габаля нарастал гнев, он уже не мог сдерживаться:
— Они не убийцы! На нашей улице их хватает.
Рука Ходы сжала край голубой шали. Аль-Эфенди засопел так, что ноздри его задрожали, а лицо побелело. Довольный их реакцией, Заклат съязвил:
— Понятное дело, почему ты их защищаешь. Ты — один из них!
— Не могу поверить, что ты ополчился против преступников. Ты же их главарь!
Побледнев, Заклат резко поднялся.
— Если бы не твое положение в этом доме, я разорвал бы тебя на месте!
— Ты заигрался! — спокойно произнес Габаль, стараясь скрыть свои эмоции.
— Как вы смеете затевать такое в моем присутствии?! — воскликнул аль-Эфенди.
— Я сотру его в порошок, защищая твой авторитет! — коварно проговорил Заклат.
Пальцы аль-Эфенди чуть не разорвали четки. Он строго обратился к Габалю:
— Я не разрешаю тебе защищать Хамданов!
— Этот желчный человек клевещет на них.
— Я сам разберусь!
На минуту стало тихо. Послышалось чириканье птиц в саду и громкие приветствия, к которым примешивалась грязная брань улицы.
Заклат улыбнулся:
— Дозволит ли мне господин управляющий проучить виновных?
Габаль понял, что настал решающий момент. Он повернулся к ханум и отчаянно проговорил:
— Госпожа! Я вынужден буду присоединиться к своим родственникам и находиться в заключении вместе с ними, разделив их судьбу.
Потеряв самообладание, Хода всхлипнула:
— Горе мне!
Габаль опустил голову, но обострившиеся чувства заставили его взглянуть на Заклата. Тот расплылся в омерзительной улыбке и презрительно поджал губы.
— Выбора нет! — сказал Габаль с сожалением. — Я никогда не забуду, что вы для меня сделали.
Аль-Эфенди бросил на него жесткий взгляд и спросил: — Нужно внести ясность. Ты с нами или против нас?
Габаль ответил с грустью, понимая, что порывает со своей прежней жизнью:
— Я воспитан вашей милостью, и я не могу встать против вас. Но мне стыдно бросать своих родных на произвол судьбы и прятаться за вашу спину.
Заламывая руки в агонии, предчувствуя конец своему материнству, Хода обратилась к Заклату:
— Уважаемый! Давайте отложим этот разговор!
Заклат поморщился, будто его лягнули копытом в лицо. Он посмотрел на аль-Эфенди, ханум и пробурчал:
— Неизвестно, что будет твориться на улице завтра!
Аль-Эфенди старался не смотреть на жену.
— Ответь мне, Габаль, ты с нами или против нас?
Гнев управляющего нарастал, пока он не потерял самообладание и не закричал, уже не требуя ответа:
— Либо ты остаешься с нами как один из нас, либо убирайся к своей родне!
