Надсмотрщики, собравшиеся в беседке его сада, обвитой виноградом, могли говорить с Заклатом только об исчезновении Кодры. Вокруг было уже темно, свет давал только оставленный недалеко от жаровни фонарик, где Баракат следил за углем, измельчал гашиш, мял его и закладывал в трубки. Огонек фонаря танцевал при слабом ветерке, освещая мрачные лица Заклата, Хамуды, аль-Лейси и Абу Сарии. Они опустили глаза, чтобы не выдать черных мыслей, мелькающих в них. Кваканье лягушек раздавалось в этот поздний час так громко, словно это были крики о помощи. Принимая от Бараката трубку и передавая ее Заклату, аль-Лейси проговорил:
— Куда он делся? Как сквозь землю провалился.
Заклат сделал глубокую затяжку, постучал указательным пальцем по мундштуку и выпустил густой дым со словами:
— Кодра под землей. Где-то уже неделю лежит.
Все выжидающе посмотрели на него, кроме Бараката, который, казалось, был сосредоточен на своем занятии.
— Такие люди просто так не исчезают, — продолжил Заклат. — Я чую знакомый мне запах смерти.
Согнувшись от приступа кашля, как колосок от порыва ветра, Абу Сарии, спросил:
— Кто же убил его, командир?
— Кто?! Один их Хамданов!
— Но они не выходили из своих домов. Мы же все там обыскали.
Заклат ударил кулаком по тюфяку.
— А что говорит улица?
— Улица считает, что Хамданы приложили руку к его исчезновению, — ответил Хамуда.
— Поймите же, вы, обкурившиеся: пока народ думает, что виноваты Хамданы, мы будем думать так же.
— А если убийца из аль-Атуфа?
— Даже если из Кафар аль-Загари! Нам важно не столько наказать убийцу, сколько запугать остальных.
— Господь велик! — воскликнул Абу Сарии.
Стряхнув угольки в кувшин и вернув трубку Баракату, аль-Лейси проговорил:
— Да упокоятся души Хамданов!
Под кваканье лягушек они рассмеялись сухим смехом и дружно закивали. От сильного порыва ветра сухие листья на деревьях зашелестели. Хамуда хлопнул в ладоши:
— Это уже не просто противостояние управляющего и Хамданов, это дело нашей чести.
Заклат снова ударил кулаком по тюфяку:
— Никогда еще в квартале не убивали наших.
Его черты застыли в гневе. Даже сидящие рядом не посмели открыть рта или пошевелиться от страха. Зависла тишина, в которой было слышно только кваканье лягушек, бульканье воды в кальяне и покашливание.
— А если Кодра, несмотря на наши предположения? — неожиданно спросил Баракат.
— Тогда, гашишник, сбреешь мне усы, — с вызовом ответил Заклат.
Баракат засмеялся первым, его смех подхватили остальные, но тут же замолкли. Они вообразили предстоящее побоище: дубинки разбивают головы, из них хлещет кровь, обагряя землю, из окон и с крыш раздаются крики, десятки мужчин испускают предсмертные хрипы. В их душах проснулась звериная ярость, и они обменялись горящими взглядами. Им не было дело до Кодры, да, к слову, его никто и не любил. Здесь вообще никто никого не любил. Их объединяло только одно — желание держать всех в страхе и утверждать свою силу.
