Они вышли из кабинета, миновали секретаря и очутились в длинном широком коридоре.
— Но я же хотел написать... — залепетал Фридман на ходу.
— На хрен мне твое чистосердечное, когда все доказано, ты не знаешь?
С Михалычем здоровались проходящие мимо сотрудники. Он слегка кивал им в ответ.
— Простите, а куда мы?—озадачился Фридман.
— У-у-у! Леня! А теперь тебе долго не будут говорить куда, зачем. Статья серьезная.
Они зашли в небольшой тамбур с часовым в погранформе. Михалыч показал удостоверение, и часовой открыл дверь. Оказались на второстепенной лестнице, Михалыч пропустил вперед Фридмана, и они начали спускаться. Дверь за ними с грохотом закрылась. Фридман вздрогнул и остановился.
— Иди! Иди! — подтолкнул его Михалыч.
— Но я даже никого не предупредил.
— Вот за это не волнуйся. Предупредят, сообщат...
Фридман схватил Михалыча за руку чуть ниже локтя и заискивающе зашептал:
— Но я же сам.
— Конечно, сам. — Михалыч резко освободил руку. — Мы, правда, тоже немного поработали. Огромное учреждение потело, чтобы впаять какому-то Фридману десятку. ГЪра родила мыттть! Или родила? Как правильно?
— Не знаю.
— Гастролеров твоих под эту статью — это интересно. Такой сигнал, понятный всем. Тогда другие сюда и за миллионы не поедут. Тогда и ты мне не нужен со своим чистосердечным.
Михалыч бодро шел по коридору с глухими дверьми без надписей, но с номерами.
— Так ведь я... Кто ж со мной теперь работать будет после всего этого?
— Работать? Ну, ты нахал, конечно. Не работать, а расхищать социалистическую собственность. Работать! Я с тобой буду работать! И ты мне каждую копейку, которую спер, отработаешь! Ну так как?
Михалыч резко остановился и в упор посмотрел на Фридмана. Леня почувствовал: от того, что он сейчас скажет, зависит его дальнейшая судьба. Он пытался понять, чего ждет от него Бехтеев. Пауза затягивалась. Он осторожно, как будто на ощупь, начал:
— Осенью хотели солистов Ленинградского мюзик-холла, но это пока не точно.
Михалыч, не дослушав, повернулся и продолжил движение.
— Но я хочу помочь! Я искренне хочу, — взмолился Фридман, едва поспевая за ним.
— Мюзик-холл, Леня, это не помощь, это насмешка.
Они приближались к еще одному часовому, стоящему в конце коридора.
— Я могу кого угодно, любого из народных, большие коллективы. Я просто не знаю, какой уровень вас интересует.
— Высокий. — Михалыч развернул удостоверение часовому.
— Высоцкий? — испуганно переспросил Леня.
