— Пойдем к жилищу матери.
Деревянная вилла находится в каких-нибудь семидесяти пяти метрах вниз по дороге, но невозможно что-то различить, кроме контуров фасада и белого дерева, тут и там мерцающего в окружающей белизне.
Приближаясь, они видят сквозь слабеющую пургу и морозную дымку целый яблоневый сад. Черные ветви высоких деревьев качаются на ветру, топорщась в разные стороны, и Малин втягивает в себя воздух, пытаясь почувствовать весенний запах цветущих деревьев и аромат яблок позднего лета.
Но этот мир не имеет запаха.
Она открывает глаза.
Фасад дома осел, и кривое дерево, кажущееся изможденным, решительно сопротивляется смерти. Из окна льется свет.
— Мать семейства, похоже, дома, — говорит Зак.
— Да, — отвечает Малин, но больше сказать ничего не успевает.
Дверь белой виллы открывается, и появляется высокий мужчина — со щетиной по крайней мере недельной давности вокруг четко очерченного рта, одетый в зеленый рабочий комбинезон. Он стоит на крыльце и пристально смотрит на них.
— Кто вы, черт возьми? Попробуйте подойдите к дому — и я прострелю вам головы!
— Добро пожаловать в Блосведрет. — В улыбке Зака сквозит нетерпение.
— Мы из полиции.
Малин приближается к человеку на крыльце, протягивая удостоверение.
— Можно войти?
Теперь она их видит — семью, которая разглядывает гостей в окна белого дома: усталых женщин, детей разного возраста, закутанную в шаль даму с черными глазами, острым носом и прямыми прядями белых волос, падающими на прозрачные, словно стеклянные, щеки. Малин смотрит на лица за окном, и ей кажется, будто все эти люди срослись нижними частями своих тел, скрытыми сейчас от ее глаз, в одно целое. Что их бедра, колени, икры и ступни ног слиты, неотделимы друг от друга и все они есть нечто иное, отличное от нее и осознающее свое превосходство.
— Что вам нужно? — бросает им в лицо человек с крыльца.
— А с кем мы имеем честь говорить? — решительно уточняет Зак.
— Элиас Мюрвалль.
— Тогда, Элиас, впустите нас и не заставляйте стоять на этом морозе.
— Мы никого сюда не впускаем.
Из дома раздается резкий женский голос, обладательница которого, как видно, привыкла во всем добиваться своего:
— Впусти же полицейских, мальчик.
Элиас Мюрвалль отступает в сторону, следует за ними в прихожую, где в нос им ударяет запах тушеной капусты.
— А обувь вам придется снять, — говорит тот же женский голос.
Прихожая завалена зимней одеждой: детскими куртками всевозможных расцветок, дешевыми пуховиками, камуфляжем. Отсюда Малин видит и прихожую: стильная мебель на коврах «вильтон», репродукции пейзажей Юхана Крутена с изображениями эстергётландских пастбищ, купающихся в лучах солнца, неуместный здесь тонкоэкранный монитор последней модели.
