— И прекрати воровать, — добавил я. — Если работаешь на меня, значит, не тянешь из бюджета соседей.
— Что значит «тянуть из бюджета»?
— В данном смысле — не воровать. — Я кивнул головой на выход. — Пошел, — (Мальчонка направился к двери, хотя и без особой спешки. Я вытащил из мешка второй апельсин. Лицо Адольфуса вновь приняло хмурое выражение.) — Хочешь мне что-то сказать?
Он покачал головой и снова принялся намывать стаканы, что остались с прошлого вечера.
— Ты такой же притворщик, как подушка из камня. Выкладывай, что у тебя на уме, или прекрати метать в меня колючие взгляды.
— Ты же не плотник, — ответил он.
— Тогда какого черта мне понадобился этот нож для подрезки деревьев? — спросил я, помахивая инструментом. Грубые губы Адольфуса продолжали кривиться. — Ты прав, я не плотник.
— И не кузнец.
— Кто бы в этом сомневался.
Адольфус резко поставил большую пивную кружку, вспышка гнева напомнила мне случай в Апре, когда эти громадные руки расплющили череп дренца с такой легкостью, с которой я раздавил бы яйцо, кровь и мозги фонтаном выплеснулись наружу.
— И если ты не плотник и не кузнец, тогда какого дьявола тебе брать мальчишку в ученики?
Последнюю фразу Адольфус выпалил в меня с изрядным количеством слюны.
Пустота в том месте, где когда-то у него сидел глаз, давала ему несправедливое преимущество, и я потерял контакт.
— Я не осуждаю тебя за твое ремесло, — сказал он. — Но оно не из тех, которым следует обучать ребенка.
— Что дурного в том, что он принес мне завтрак?
Адольфус недоверчиво пожал плечами.
Разделавшись со вторым апельсином, я принялся за абрикосы в относительной тишине.
Ужасно, когда Адольфус не в духе. Меня это огорчает. Отчасти оттого, что всякий раз, когда с ним это случается, требуются усилия половины города, чтобы улучшить ему настроение, но главным образом оттого, что просто противно смотреть на то, как киснет здоровый бугай.
— У тебя сегодня поганое настроение, — начал я.
— Ребенок, — ответил он.
Он явно подразумевал не того, который только что вышел за дверь.
— Мир болен, и это не первое тому свидетельство.
— Кто станет стараться ради ребенка?
— Гвардия займется расследованием, — ответил я, хотя и сам понимал, какое это слабое утешение.
— Гвардия не смогла бы отыскать и шлюху в борделе.
— Они призвали на помощь Корону. Двух расфуфыренных агентов. Послали даже за гадателями. Что-нибудь найдут.
— Ребенок-то может рассчитывать на правосудие, но душа ее никогда не обретет покоя.
