Никогда еще вранье не давалось ему так легко.
— Я пойду с тобой сдавать анализ крови. Я все время буду с тобой. Вот увидишь, мы прорвемся.
И откуда только взялись у него эти слова, эти жесты? Он ласково трепал по плечу убитого брата, вытирал ему слезы. Он даже догадался взглянуть на Моргану: как она восприняла страшное известие? Девочка не сводила с него взгляда, полного отчаяния и обожания. В ее жизни, в этом океане горя, замаячил парус надежды. У нее есть замечательный старший брат, который их всех спасет.
Сострадание Лео оказалось недолговечным. Вечером в спальне он принялся запугивать Бартельми.
— Ты х’ть зна’шь, что с’брался на с’бя взв’лить?
Лейкемия — это значит химиотерапия, рвота, волосы выпадают. Мальчишка и так тощий, а будет вообще кожа да кости. Как из концлагеря.
— Ему не жить, — предсказывал Лео. — Но в ч’тырн’цть лет сердце зд’ровое, он долго бу’т помирать. Год, два. Пр’кинь, два года с ж’вым труп’м? И всю д’рогу анализы, п’р’ливания, морфин!
Он не говорил, а истерически кричал. Дверь спальни открылась. На пороге стоял Симеон.
— А нельзя ли потише? Я в курсе, что такое лейкемия, хотя, конечно, спасибо за информацию.
Лео обернулся к Барту:
— Т’перь он бу’т расп’ряжат’ся в моем доме?
— В твоем? С чего ты взял? — сказал Барт. — Ты сейчас в моем доме, и ты меня достал. И давай-ка вали отсюда.
Сказано это было очень жеманно, но и в высшей степени непререкаемо.
В воскресенье, пока Лео собирал свои пожитки, Барт повел детей в ресторан. Полночи он выслушивал угрозы и упреки и теперь двигался как на автопилоте.
— Мне очень жаль, — заикнулся Симеон, сам хорошенько не зная, о чем тут жалеть.
— Да хрен бы с ним, с Лео, — сухо возразил Барт, — с работой вот проблема.
Работу он потерял.
— Я там ничего не делал, а получал хорошо. Такое место не так-то легко найти.
«Да уж, — подумал Симеон, — и называется такая работа не слишком красиво». Он принялся насвистывать «I’m just a gigolo…»
— У меня теперь нет средств на ваше содержание, — буркнул Барт в качестве объяснения.
— Если бы тебе оформили над нами опеку, и мы жили бы у тебя, ты бы получал на нас социальную помощь. И мамиными деньгами распоряжался.
Симеон уже давно все обдумал.
— Все это очень мило, — ответил Барт. — Но судья не разрешит.
— Потому что ты педик? — спросила Моргана, полагавшая, что это вполне нормативное выражение.
Барт с шокированным видом закатил глаза:
— Oh, boy! Знаете что, Морлеваны? Вы очень трудные дети.
Но не выдержал и рассмеялся. Он тоже успел об этом подумать. Симеон, пожалуй, прав. Если бы он был официальным опекуном, ему причиталась бы материальная поддержка. Но чтобы претендовать на эту роль, надо производить впечатление типа с нормальной ориентацией. Может, приударить за пышечкой-судьей? А что, она милая. Но все-таки это стремно. Она может отнестись к его заигрываниям отрицательно… или слишком положительно. А если заставить всех поверить, что у него есть подружка? Барт просиял. Ну конечно же! За подружку сойдет Эме. Она то и дело к нему забегает.
