3
О теле электрическом я пою
Я говорю, что все это поэмы и части
не только тела, но и души,
О, все это — сама душа!
Уолт Уитмен, «О теле электрическом я пою»
Вы когда-нибудь стояли в кругу людей, бьющих в шаманские бубны, и втайне мечтали стать одним из них? Отбросить благовоспитанность, сарказм и просто оторваться, вспотеть, как дикарь?
М-да. Я тоже не мечтала. Бить в бубен — это так напряженно. Но танец с бубном — это, пожалуй, единственный ритуал, в котором я не мечтала принять участие. Люблю ритуалы, даже если речь идет об обычном свадебном тосте. Мне нравится в ритуалах то, что они отмеряют время, позволяют нам вслух признаться, что именно этот момент имеет значение. И мы должны запомнить его. Слова, заученные жесты выдергивают нас из монотонного забытья и напоминают, что жизнь имеет значение — каждая ее секунда.
Я, кажется, всю свою жизнь провела в поисках идеального ритуала. В детстве мне нравились сложные ритуалы, которые мы с лучшей подругой из начальной школы придумали для почитания Марии, королевы-девственницы и повелительницы всех кукол. В средней школе, заподозрив, что одновременно быть католичкой и феминисткой не получится, я вступила в пресвитерианский хор, надеясь, что, может быть, у протестантов — протестанты это по отцовской линии — найдется что-нибудь для меня. Однако этот период недолго продлился, потому что интересных ритуалов у них было мало. Все в этой церкви было слишком практичным, приземленным, как будто даже сам Иисус был просто обычным чуваком, а не Богом, умевшим ходить по воде. Единственным ритуалом в этой церкви были беседы с прикольным мальчиком, лидером христианской молодежи, о том, какой Иисус прикольный. В результате этих бесед у меня мозги размягчились так, что даже мама не сдержалась, воскликнув: «Ради всего святого, Сюзи, хватит, как мартышка, повторять: „Иисус такой прикольный!“ Ты похожа на чирлидершу из Калифорнии». Когда девочкам из пресвитерианской церкви достались лучшие роли в рождественском представлении, я решила, что эксперимент с протестантизмом пора заканчивать.
Поскольку в нашем районе было много евреев, в седьмом классе я увлеклась темой иудаизма и проводила в синагоге больше времени, чем во всех церквах за все предыдущие годы. Иногда, запершись в маминой ванной, я читала наизусть отрывки из Торы и представляла, что выступаю на своей батми-цве[20]. Мне казалось, что быть еврейкой — здорово. У моих подруг-евреек было все: красивые ритуалы на непонятном языке, древняя история, родственники в Нью-Йорке, а некоторые, из реформистской синагоги, могли даже рассчитывать на добрачный секс, не опасаясь попасть в ад.
