Он, разумеется, не такой человек, чтобы убивать по одному подозрению, но в суматохе все может случиться. Это ведь явно многослойная интрига, и кровать, скорее всего, стоит в другом доме. Надо послать человека, надо просто узнать…
Проклятье, Лонгину казалось, что он снова в камышах, ловит рыбу корявой самодельной сетью, есть страшно хочется, а рыба всё уходит, она верткая и сообразительная.
Мезон хороший исполнитель, но его одного мало. К мечу нужен кинжал.
Лонгин прошёл к стойлам, положил ладонь на ограду, за которой стоял его конь, Адамант. Меньше часа назад здесь собрались все подростки с конюшни. Они смотрели на коня, пересказывали друг другу сплетни и мечтали. Мечтали о…
Мнемокогнитор резко повернулся, так что солдат за его спиной еле успел отскочить. Прислуга жила в старом сарае. Все замолчали и застыли, когда он вломился туда. И трех выдохов не понадобилось Лонгину, чтобы найти того паренька. Тощий, глазастый, лопоухий, вполне себе обыкновенный. Голова варит, руки на месте.
— Ты хочешь в столицу? Свободным человеком? Отвечай быстро, Дион…
— Да! — для него это было как в сказке.
— Ты им будешь. Говори, кто из прислуги в этом доме и в вашем маленьком городке может валяться на хозяйских постелях? Называй, кого вспомнишь, — мнемокогнитор схватил глиняную кружку, из которой пил Дион, и теперь бешено перебирал его воспоминания. Подслушанные сплетни, соленые истории, сути которых до конца Дион ещё не понимал. А слова паренька позволяли не перебирать всё подряд, но вылавливать основное.
Лонгин с каждой секундой яснее чувствовал — место прелюбодеяния где-то рядом. В квартале. Нет и четверти часа ходьбы. По большому счету все обо всех всё знают, но это знание рассеяно между людьми, его просто надо собрать.
Он приказал солдату увести паренька в казарму — накормить, дать одежду получше, дать оружие. Со слугами Диона оставлять было нельзя, его бы убили.
Начинать следовало с главы муниципии. Хотя бы потому, что его следовало отпустить раньше всех остальных. Была там пара перспективных служанок, о которых Лонгин сейчас знал только запах любимых благовоний и силуэт груди, проступавшей сквозь тонкий шелк.
Конь, ночная улица, патруль, дом на площади.
С хозяевами пока бесполезно было говорить, он бросился в спальню. Покрывало осталось тем же, однако след событий ясней был виден в дереве балдахина.
Идиот!
С самого начала надо было соображать — так о прислуге не вспоминают. Воспоминание шло не от лучшего момента в жизни, не от приключения или любви — на нём, как плащ на гвозде, держался приказ. Без кувырканий вот на этом ложе Тит не решился бы отравить столько людей.
