Гуча, видевший и не такие блага цивилизации, спокойно позволил себя раздеть и с удовольствием разлегся в горячей воде, подставляя бока умелым ручкам девушек. Стеснительный Бенедикт быстро вымылся сам, а вот с Самсоном возникли проблемы. Он ни за что не хотел мыться и не позволял себя раздеть, что, впрочем, не помешало ему перещупать всех служанок.
Затем друзей проводили в просто обставленную комнату.
— Ну что за дворец? — разочарованно произнес Самсон, когда их наконец оставили одних. — Ни тебе ковров, ни балдахинов, ни золотых статуэток. Как в крестьянском доме — дубовые кровати, домотканые половики. Я думал, что во дворце полно излишеств, а тут просто, как в казарме.
— Не видел ты казарму, балбес, — проворчал Гуча. — После нее тебе бы этот домик раем показался. А излишества у них в сокровищнице лежат. Страна у них такая, практичная. Дворец, Самсонушка, лишь отражение нравов народа, порой, конечно, не во всем, но отражение.
— Тьфу! — Самсон плюнул на сверкающий паркет.
Тут же открылась дверь, и в комнату вплыла толстая поломойка. Она подтерла плевок и, неодобрительно сверкнув глазами на Рыжего, так же молча вышла.
— Вот это да! — восхитился Бенедикт. — Видимо, к полу подключена сигнализация, реагируют мгновенно!
— Дурак, они нутром чуют грязь и беспорядок, у них это в генах заложено. Шаг вправо, шаг влево от установленных норм — расстрел, если не расстрел, то генеральная уборка как минимум.
— Мудрено говоришь. — Самсон плюнул еще раз. Опять вплыла уборщица, подтерла пол, потом грозно взглянула на Самсона и, взяв стоящий рядом посох Гучи, стукнула его по голове.
— Грязная свинья, — произнесла она и с достоинством удалилась.
— Ну и нравы, — покачал головой почему-то погрустневший ангел.
— Хрю! — донеслось в ответ. Гуча и Бенедикт резко повернулись к Самсону и остолбенели — на его месте сидел очень симпатичный рыженький поросенок с разноцветными глазками и довольно похрюкивал. Бенедикт охнул и упал в обморок.
— Идиотка, посох волшебный, а ты… — прошипел вслед тетеньке черт, лихорадочно соображавший, как исправить ситуацию. Решив действовать от обратного, он схватил посох и, ударив поросенка, прокричал:
— Самсон!
Поросенок увернулся, а кровать, по которой пришелся удар, обросла оранжевыми, как у Самсона, кудрями. Превращенный в свинью принц залез под нее и, глумливо похрюкивая, просунул пятачок между рыжих прядей, свисающих с волосатой постели.
— Придурок, крикну кухарок, зажарят тебя к чертовой матери! — Гуча двинул жезлом как пикой целясь меж разноцветных глаз.
