Шустрый представитель семейства хрюшек опять увернулся, а Гуча, по инерции пролетев до кровати, столкнулся нос к носу с собственной мамочкой, особой темпераментной и склочной. Под ласковый звон пощечины он дотронулся по нее жезлом и проорал:
— Приятно было увидеться, мама, иди домой! Матушка исчезла, а Гуча огляделся в поисках строптивого принца. Рыжий хвостик выглядывал из-за спины лежащего в беспамятстве Бенедикта. Черт прыгнул туда, но животное опять опередило его, припустив к двери.
— Дерьмо навозное! — совсем уж нехорошо выругался Гуча, стукнув ни в чем не повинного ангела посохом.
Поросенок, весело поцокивая копытцами, трусил к двери. Гуча, собрав всю свою волю в кулак, сосредоточился и, направив на него посох, выкрикнул:
— Самсон!
С конца деревянной палки сорвалось маленькое солнышко. Гучу отбросило назад. Когда он вылез из-под опрокинутого кресла, его глазам предстала прелестная картина: Самсон, в человеческом уже облике, сидел верхом на онемевшем от такой наглости короле; Марта открывая и закрывая рот, словно выброшенная на берег смотрела на что-то за его спиной. Гуча оглянулся и остолбенел. С пола поднимался пришедший в себя Бенедикт. Его ангельская красота была покрыта навозом, облепившим несчастного жениха с ног до головы. Из бурой, дурно пахнущей массы на принцессу с любовью смотрели два ярко-голубых глаза. Зловоние расползалось по комнате и грозило оккупировать, весь дворец.
— Вымыть все. А это, — невеста показала толстеньким пальчиком в сторону Бенедикта, — это выкинуть из дворца, из города, а еще лучше — из королевства! И подальше! Принцесса выдернула из-под Самсона своего отца Евдокима III.
— Папочка… — она высморкалась и вытерла слезы, — папа, я думала, у нас любовь, а он посмеялся надо мной. Как это жестоко!
Провожать, естественно, их не стали. Предварительно окатив водой с какой-то дезинфицирующей жидкостью, друзей посадили на телегу и, точно выполняя приказ оскорбленной Марты, вывезли за пределы королевства Рубельштадт.
Несостоявшегося жениха и его друзей выгрузили на границе Рубельштадта и Фрезии. Неподалеку протекала мелкая речушка, за что Гуча был особенно благодарен судьбе. Дело в том, что от Бенедикта очень плохо пахло, что нужно было срочно вымыть. Сам он этого сделать не мог, потому что страдал. Он так и не понял, почему Марта его бросила — он ни прямо, ни косвенно не виноват был в истории с навозом. Но наказали почему-то именно его. Не Самсона, плюнувшего на пол, не Гучу, который не смог удержаться от бранных слов, а его — ЛЮБИМОГО!
