– Иногда бывает чертовски приятно материализовать чьи-то желания. Особенно если при этом получится хороший сюжет для нашей программы.
– Но если мы это покажем по телевизору, гончаровская сказка перестанет быть сказкой, – вспомнила Светлана.
– Он знает, на что идет. У нас с ним джентльменское соглашение: мы обеспечиваем ему сказку, а за это имеем право распорядиться отснятым материалом по своему усмотрению.
Мы подъехали к дому Светланы. Она взялась за ручку дверцы, но не спешила ее открыть.
– Ты все еще в ссоре с ним? – спросил я.
Она поссорилась со своим другом Димой, и, кажется, серьезно.
– Это не ссора, – сказала Светлана. – Разрыв.
– Может, все еще образуется?
– Ты хочешь знать правду?
– Я не собираюсь вмешиваться…
Она не дала мне договорить:
– Ничто уже не образуется, Женя.
Дима работал с нами. После ссоры со Светланой он ушел и даже не звонил. Наша программа и Светлана были в его сознании неразрывно связаны.
– Сегодня грустный вечер, – заключила Светлана.
Еще бы! Скандально прошедший «Телетриумф» и после всего – возвращение в дом, где тебя никто не ждет. Так это выглядело для Светланы.
– Хочешь, я поднимусь к тебе? – предложил я.
Светлана слабо улыбнулась в ответ.
– Ты хочешь меня утешить?
– Ты неправильно поняла…
И опять она не дала мне договорить:
– Знаешь, почему люди, расставшись, очень редко сходятся вновь? Потому что с каждым новым днем раздельно прожитой жизни они обрастают ракушками событий и у каждого эти ракушки свои. Свои впечатления, свои воспоминания – не общие, а у каждого принадлежащие только ему одному. И спустя какое-то время через этот панцирь уже не пробиться.
Когда-то мы с ней были счастливы вдвоем. Целую тысячу лет назад. Или даже больше. Целую вечность.
– Пока! – сказала мне Светлана.
– До завтра!
Она открыла дверцу.
– Что там с нашим самолетом?
– Все готово, – ответил я. – Можно снимать.
– На следующей неделе?
– Наверное.
Наутро, едва поздоровавшись, Гончаров сказал мне:
– Я хочу поговорить с вами!
В его голосе была решительность, словно он давно готовился к этому моменту.
– Надо соглашаться, Женя!
– С кем?
– С Боголюбовым этим.
Я даже опешил. У Гончарова были красные, как от бессонницы, глаза. Может, он и вправду не спал ночь, думал?
– Я всю ночь не спал, – тотчас же подтвердил мою догадку Гончаров. – И решил – надо соглашаться.
Он говорил таким тоном, будто сами мы – и Светлана, и Демин, и я – уже давно были согласны и за одним только Гончаровым была задержка. Но теперь он принял решение, и все вопросы отпали сами собой.
