— Завтра, говоришь, поезд? — спросила Надька.
Я молча кивнула, не в силах что-либо произнести.
— Когда-то мы мечтали о том, как вместе будем жить в Москве… В гости ходить друг к другу, — подруга сглотнула. — А теперь ты уезжаешь… А я остаюсь.
— Ну, может, и ты поступишь в московский вуз? Тогда и встретимся! — сказала я, сама не очень веря своим словам.
— Шутишь? — горько усмехнулась подруга. — Да у меня одни трояки и знаний — ноль! Мать обещала пристроить в Сочинский колледж, и это лучшее из того, что мне светит!.. Ладно, подруга, увидишь в Москве Игоря — передавай ему мой пламенный привет! — Надькино миловидное лицо исказила кривая, неестественная улыбка.
Мы крепко обнялись на прощанье, и я быстро направилась в сторону дома. Ускоряя шаги и слушая шорох гравия под ногами, я твердила себе: «Не оборачивайся! Так будет хуже и больней!» Я знала, что Надька стоит и смотрит мне вслед.
— Полина, девочка! — папа широко раскинул сильные большие руки и крепко-крепко обнял меня. Я прижалась щекой к его мягкой байковой домашней рубашке.
Мы стояли в полутемной прихожей нашей московской квартиры, где отец жил один с тех пор, как они с мамой решили развестись. Быстрым взглядом я окинула холостяцкие хоромы — мда-а-а, от прежнего уюта не осталось и следа. Я даже не уверена, что после нашего отъезда отец хоть раз подмел пол. В углу стояли лыжи — он их обожает, но после зимы, видимо, так и не убрал. Все его время, как всегда, занимает работа. Вот и сегодня он не смог встретить меня на вокзале. Хорошо еще, что домой успел к моему приезду…
На стене до сих пор висел прошлогодний календарь, открытый на сентябре. Ну конечно, папа ни разу не перевернул страницы с тех пор, как мы уехали! Я подошла и стала листать: октябрь, ноябрь, декабрь… Нет, слишком много воспоминаний вызывают у меня эти месяцы! Я вернулась в сентябрь и стерла ладонью пыль с чудесного золотого пейзажа, изображенного на страничке. Пусть все в квартире будет так, словно я и не уезжала в Бетту.
Папа тем временем уже суетился на кухне. Снимая джинсовку и расстегивая любимые «греческие» босоножки, я слышала все его действия. Вот он достал из духовки сковороду и водрузил ее на плиту, вот глухо стукнула дверца холодильника и — вуаля! — один за другим пять щелчков: это яйца отправились на сковородку.
Я вздохнула. После душного поезда и утомительной дороги есть не хотелось вообще. Единственным желанием было искупаться, смыть с себя дорожную пыль.
