нарезая плоть так, как ножом кромсают винегрет. Но даже среди своих собратьев Призрак являлся особой машиной. Впервые он дал знать о себе подо Мгой; остальные тяжеловесы вязли в болотах, но «Белый тигр» словно по воздуху переносился — и расстреливал целые батальоны. Поначалу он не был распознан — зимою все танки белы — разве только те, кто с ним сталкивался, неизменно горели после первого выстрела. Но весной, когда вермахт перешел на камуфляж, монстр окончательно выделился, и с тех пор свирепствовал то на Севере, то на Юге; повсюду за ним тянулся дым и смрад сгоревших машин. Призрак бил из засады, всякий раз, каким-то образом, оказываясь в русском тылу — и, наколотив десять, а то и пятнадцать T-34, растворялся.
Летом 43-го белый убийца обнаружил себя под Курском в районе знаковой Прохоровки. Аэроразведка предупредила о нем Катукова и Ротмистрова.[6] Тотчас были высланы штурмовики, но попытка, как всегда, провалилась. Несмотря на свалку с применением сотен машин, Летучий Голландец и здесь неизменно выделялся белой окраской, и на этот раз шел впереди своих боевых порядков, блестя латами, словно тевтонский рыцарь. «Тридцатьчетверки» остервенело открывали по «Тигру» бесполезный огонь. За весь день ни один снаряд знаменитых и гибельных для остальных «Тигров» и «Пантер» САУ-152 не пробил его башни.[7] Отгоняя огнем наседавших со всех сторон преследователей, сам, в свою очередь, получая в борта десятки «подкалиберных» и «бронебойных», «Белый тигр» оставался неуязвимым — и к исходу великой битвы окончательно потерялся в дыму и пламени.
— Он, проклятый! — вновь в невероятной злобе произнес Иван Иваныч, и комбриг тотчас сообразил, с кем столкнулся его не вполне здоровый механик.
А Найдёнов скрипел зубами.
Через две недели бригада, перемахнув Днепр, принялась уминать гусеницами Правобережную Украину. Еще через день с марша атаковала некую Бехеревку. От пуска ракетницы до ответа замаскированных «восемь-восемь» прошло каких-нибудь пять минут — но этого времени хватило с лихвой. Из шестидесяти пяти «коробок» до хохлятских мазанок добралось пять. Сгорели, облитые брызнувшей соляркой, лейтенант-мальчишка, узбек и урка вместе с юнцом-водителем. Пораженные осколками брони при ударах «болванок», сгинули опытные наводчики и необстрелянные командиры, молодые башнеры и пожилые механики (в миру шоферы и трактористы). Дымом очередного танкового жертвоприношения затянуло пол-горизонта. Однако, немцы не выдержали. К ночи, в очередном, освобожденном ценой погибели тысяч людей, крохотном пункте собрались остатки приданной бригаде пехоты (мертвые цепи ее лежали перед окопами), артиллеристы, чудом протащившие свои «76»
