Он вернулся в воскресенье вечером, в начале восьмого. Лючита сидела в комнате Пепито и читала, как вдруг услышала, что он приехал. Через минуту войдя в кухню, он крикнул кому-то:
— Побудь на улице! Я сейчас выйду.
Пепито уже помчался в кухню ему навстречу. Она положила книгу и шагнула в ванную, где встала ред зеркалом, причесываясь. «Как я буду смотреть ему в глаза?» — подумала она. Было такое чувство будто солгал не он, а она. Потом она услышала, как он входит в спальню, открыла дверь и зашагала к нему, все еще приглаживая расческой волосы.
— Привет, Чита! — воскликнул он, схватив ее за руку и, развернув, поцеловал. Она нехотя подчинилась, не глядя ему в глаза.
— Как дела? — спросил он.
Она смотрела в его сторону, но избегала его взгляда:
— Хорошо. Кто там с тобой?
— Да Торни.
— Я думала, он остался на ранчо.
— Он вернется туда через пару дней, — Веро отпустил ее, и она направилась в ванную.
— Где же все, черт возьми? — закричал он из кухни. — Где Мануэль?
— Ты сказал, что приедешь в восемь, я так и передала им, — отозвалась она. Лючита не услышала его ответ дословно, но тон показался недовольным. Минуту спустя она услыхала, как он расставляет на подносе бутылки и рюмки. Пепито помогал ему, восклицая: «Эту, Веро?»
— Пепито! — позвала она. Когда тот появился в дверях, она сказала: — А теперь прими ванну. Я приду через пятнадцать минут.
— Я хочу помочь Веро, — захныкал мальчик.
Она схватила его и стянула с него через голову рубашку. Потом начала набирать в ванну воду.
— Ты куда? — спросил он. Снова вспомнив о колокольном звоне, она не ответила. Поскольку раздевался он медленно, она помогла. Когда Пепито остался голый, она шлепнула его по попке и показала на часы на полке.
— Пятнадцать минут, — повторила и вышла.
Веро выносил из кухни поднос.
— Принеси печенья и какой-нибудь закуски, — сказал он ей.
На террасе было тепло. Торни стоял с краю, глядя через перила. Ночное небо было синее, усыпанное звездами, горы — черные, а длинные нити уличных фонарей напоминали световую паутину, опутавшую всю долину. Лючита прошагала к краю и оперлась о перила.
— Привет, — сказала она, повернувшись к Торни. На нем был джемпер и спортивная куртка, волосы взъерошились.
— А, — сказал он. — Здорово, Лючита, — и глубоко вздохнул.
— Ты болен или просто хандришь? — поинтересовалась она, отвернувшись к террасе. Он не шелохнулся.
— Дело не в этом, детка! — Голос у него был низкий и такой хриплый, что почти переходил в шепот. — Вовсе я не хандрю! Просто внутри скверно, — он неопределенно провел рукой вдоль туловища.
