Тот охотно принял ее обратно, но ввел тем временем новые правила. Пепито должен был спать в одной из комнат для прислуги, и ему категорически запрещалось выходить за пределы кухни, а сама она больше не могла занимать просторную голубую комнату со своей любимой ванной и вместо этого обязана была жить в одной комнате с Веро. Лючита решительно возражала против этого последнего условия: ее не волновало, что она лишалась уединения, но подобная договоренность, безусловно, уменьшала ее возможности торговаться. Однако положение у сеньора Гусмана постоянно становилось все невыносимее: он дважды находил у нее yerba[12] и выбрасывал, так что Лючите пришлось потратить уйму времени и денег, чтобы достать новую, а когда Пепито швырнул железный паровозик и разбил большое окно в столовой, сеньор Гусман отвесил ему такую оплеуху, что большое кольцо с бриллиантом расцарапало мальчику щеку. Плача после этого у себя в комнате, она решила, что с сеньором Гусманом что-то не так и лучше ей убраться из его дома.
В тот день, когда Лючита вернулась к Веро, она специально не курила несколько часов, пытаясь составить план их предстоящего разговора, но при этом не сомневаясь, что он все равно окажется совсем не таким, как она себе представляла. Так оно и случилось. Веро просто кивал время от времени, пока она говорила, а затем неожиданно рассказал о новых правилах, которые вступят в силу, если она вернется. После чего протянул ей портсигар, со щелчком открыл его и произнес:
— С фильтром.
Она взяла одну толстую грифу и закурила. Впоследствии ей казалось, что именно этот жест вынудил ее принять новые правила и перемену собственного статуса, которую те подразумевали. Нельзя же было жить с человеком, который никогда не курил ничего, кроме табака, не выносил самого запаха марихуаны, замечая его в воздухе даже целый час спустя, и считал, что имеет право рыться в ее сумках, отыскивая тайные припасы.
До «побега» у Веро существовало правило — три раза в неделю. Она никогда не знала, в какие ночи, поскольку иногда ему нравилось подряд одну за другой, а порой он делал перерывы. Теперь же, когда придется спать в его комнате, она подозревала, что свободных ночей не останется вообще.
Вечером после ее возвращения они переговаривались, лежа на разных кроватях.
— Я хочу, чтобы ты была культурной, — говорил он ей. — Это значит, что тебе нужно делать только то, чего тебе хочется. Но ты должна знать, что ты этого хочешь, а также знать, почему ты этого хочешь.
