София, Анна, Мара... | страница 37
Мила умерла…
Похороны были ужасны. Все бабы голосили и причитали так, что сердце просто заходилось от безысходности. Зачем только детей на кладбище привели, непонятно. Малышка, по малолетству, не могла разобраться, почему все вокруг неё плачут, сложила губёшки скобочкой и ну реветь. А мальчишки насупленные стояли, но ни слезинки. Что же это? Почему? Ведь здоровьем Милку Бог не обидел, кровь с молоком – бой-баба. Какой инсульт в 30 лет? У неё за всю жизнь голова ни разу не болела. Конечно, на поминках деревенский народ разошёлся. После такого количества самогонки уже готов был забыть о том, что похороны, а не свадьба. Да ещё переглядки эти. Куда ни пойду, кажется, что повсюду меня любопытные глаза сопровождают. И ждут, ждут - выжидают. Дурацкие суеверия. Не верю во всю эту чепуху. А у самой кошки на душе скребут. Уехать что ли? Нет, пока до конца мамиными травками не долечусь, с места не тронусь. Пусть хоть черти на голове скачут. На Митяя сегодня разозлилась первый раз в жизни. Никогда не кричала, а тут сорвалась. Утром этот дурачок под окном моей спаленки уселся и давай голосить, да тошно так:
Я вылетела растрепанная, злющая. Нервишки шалят. А мама молчком всё. И не пошутит, не посмеётся. Только часто на себе её взгляд ловлю, нехороший какой-то, страдающий, словно прощается со мной. Да нет, выдумываю ерунду. Действительно нервы ни к чёрту. Ну вот, опять рогатого поминаю. Да ещё к ночи. Хватит, ложусь спать. Антон, как мне тебя не хватает! Может, хоть ночью приснишься?
Надо уезжать. И чем быстрее, тем лучше. От всех этих разговоров о дьяволе, и что он меня пометил, скоро начнутся проблемы с психикой. Уже чудится, Бог знает что. Короче, мне приснилось – конечно, приснилось, иначе и быть не может: ночью Антон вошёл в спальню. Сел на кровать и начал меня по волосам гладить нежно, бережно. Потом рядом лёг, и такой жар от него исходил! Я прошептала ему: «Милый, ты весь горишь!» А он промолчал – ни слова в ответ. Гладил меня, ласкал, и ласки всё призывнее становились и слаще. Я и опомниться не успела, как из одежды на мне ни тряпочки не осталось. А раздетый догола Антон, лежал рядом. Не могу писать, до сих пор внутри всё в смятении. Такой коктейль из чувств. Даже на бумагу вылить и стыдно и необъяснимо. Я раньше и подумать не могла, что можно получать такое наслаждение. Конечно, я не понаслышке знаю об оргазме. У нас с мужем в интимных отношениях всё отлично. Но несоизмеримо с тем, что я испытала этой ночью в бредовом сне. Во сне? Ну, конечно, иначе и быть не может. Я не знаю с чем можно сравнить ощущения ночной галлюцинации. Я плавилась, растекалась, растворялась. Меня, как личности не осталось, только одна всепоглощающая похоть. Боже, меня обуревают чудовищные эмоции – стыд и желание испытать всё опять. Я не знаю, сколько длились одуряющие ласки. Мне их всё время было мало. Когда я слишком громко начала стонать, он накрыл мои губы огненными губами, и, наконец, вошёл в меня. Вот здесь у меня сознание спуталось. Его член был огромным, казалось, что меня раздирало на две половины. Но боль и похоть существовали вместе, вторая даже превалировала с большим перевесом. Господи, какой стыд. Я чувствовала себя ненасытной распутной девкой и упивалась этим чувством. Я задыхалась от боли, но мне было мало, мало, мало. И тогда меня накрыло спасительное забытьё. Наверное, я потеряла сознание во сне. Обалдеть, да? Разве такое бывает? Но наутро я проснулась с полной уверенностью, что муж приехал ночью. Выпорхнула в зал и маме с ходу: « Антон где? На реку рыбачить ушёл?» Тут мамулю и пробрало. Она выставилась на меня, как на сумасшедшую. Вся затряслась и выдавила из себя: « Уезжай, Лизка, спасайся».