— В городе, — сказал Коля, — много говорят о вас, говорят,
что у нас появился замечательный, удивительный священник, но ему очень тяжело.
— Я рад, что так говорят обо мне. Не потому, что это льстит
моему самолюбию, а потому, что это важно для храма и для дела, которому я
служу. И мне действительно тяжело.
— Я это вижу и постараюсь помочь вам.
Отбросив все насущные дела, я несколько часов просидел с
Колей, рассказывая ему о технике иконописания, о маленьких секретах, которым
научили меня мои учителя (кое до чего додумался я и сам), и, наконец, о главном
секрете, который открыл мне Адольф Николаевич. Изучая под микроскопом структуру
красочного слоя иконы, он обнаружил, что та имеет очень неровный характер и
поверхность иконы фактически представляет собой своеобразную мозаику. Поэтому
икона при колышущемся пламени свечей (а на нее нужно смотреть только при свете
свечей) оживает. В противном случае, при иной красочной структуре, она
приобретает холодный, мертвящий блеск. Адольф Николаевич в свое время показал
мне, какими приемами создается «мозаичность» поверхности иконы, и вот теперь я
поведал об этом Николаю.
— Вы говорите о писании икон, — с удивлением произнес Коля, —
как будто бы всю жизнь только этим и занимались.
— Я действительно писал иконы. Несколько моих икон находятся
в иконостасе Покровского храма Московской Духовной академии. Но я не считаю
себя большим иконописцем. А рассуждать о технике иконописи всегда легче, чем
создавать иконы.
Коля приступил к работе. Он решил писать в храме. «Здесь
лучше пишется», — сказал он. Работа у него пошла намного быстрее, чем у меня.
Он, как губка, впитывал мои советы. Прошло несколько дней, и я мог уже только
восхищенно наблюдать за ним.
Вскоре в храме появился еще один иконописец. Однажды Коля
сказал:
— Знаете, отец Иоанн, в нашем городе есть замечательный,
гениальный художник, Арсений Елагин...
Он согласился бы поработать в храме... Я говорил с ним об
этом. Он пишет, правда, в сюрреалистической манере... Вас это не смущает?
— Нисколько, если, конечно, он не собирается в этой манере писать
иконы.
— Нет, нет, что вы! Он верующий человек, православный, но сломленный...
Несколько раз его помещали в психушку. Нужно сказать, что он страдает запоями,
порой напивается до белой горячки. Но в психушку его запихивали не поэтому.
Полгода назад, например, он устроил выставку своих картин на Соборной площади,
напротив горисполкома. Ну разве это не сумасшествие? Не мелкое хулиганство, не
нарушение общественного порядка, а форменное безумие! Были бы еще картины, как
у людей: «Мишки в лесу», «Ленин в Смольном», «Вручение маршальского жезла
Леониду Ильичу», — тогда можно было бы еще и подумать, и даже премию дать. А
так... стоит только взглянуть на его картины — да вы сами увидите, — все
сомнения разом отпадают. Тут и с психиатром нечего консультироваться. Диагноз в
исполкоме поставили — и на три месяца на принудительное лечение. Сломанный он
человек, но гениальный художник! Хорошо бы, отец Иоанн, вам навестить его. А
может быть, прямо сейчас и пойдем? Живет он тут недалеко...
