Враг, однако, не дремал. В храм как-то ворвался возбужденный,
взвинченный мужчина лет сорока пяти, обтрепанный, грязный, с недельной щетиной
на щеках. Я сначала подумал, что он пьян, но нет, он был трезвым.
— Мне нужны деньги, — с ходу заявил мужчина. — Я только что
вышел из лагеря. Я хочу купить дом и начать новую жизнь. Мне никто не хочет давать
денег. Никто! Никто мне не верит. Если вы не дадите мне денег, я совершу
преступление, страшное преступление!
— Простите, — возразил я. — Дом, наверно, стоит больших
денег. Если вы в самом деле хотите начать новую жизнь, можно поступить иначе:
снять где-нибудь комнату, поступить на работу, а потом уже, скопив денег,
купить себе и дом.
— Нет, мне дом нужен сейчас. Я хочу выкупить свой дом. Его
продает сестра. Если я не найду денег, я убью ее. Все десять лет в лагере я
думал о том, как вернусь в свой дом, а она, сволочь, продает его.
Глаза мужчины лихорадочно блестели, руки тряслись. Я не очень
поверил в историю с домом, но внутреннее чувство мне говорило, что он опасен,
что он непременно совершит преступление, страшное преступление: кого-нибудь
убьет.
— Хорошо, — сказал я. — Идемте.
Мы подошли к сейфу, где хранились церковные деньги; я открыл
его, вынул все, что там хранилось, — бумажек было много, но в основном это были
помятые рубли.
— Берите.
Мужчина стал судорожно засовывать деньги в карманы и, не
поблагодарив меня, поспешно, почти бегом устремился к выходу.
Когда он ушел, я уже пожалел о том, что отдал ему деньги:
«Господи, какой простофиля!» Пришла Агафья, и я, расстроенный, рассказал ей о
случившемся.
— Не переживай, батюшка, — стала утешать меня она. — Он бы
наверняка убил. Да разве жизнь человеческая не стоит этих денег? Бог с ними, с
деньгами! А может быть, он и сам еще одумается.
К моему удивлению, на следующий день мужчина опять пришел в
храм.
— Хочу исповедоваться, — заявил он.
— Приходите сегодня на всенощную, а завтра перед литургией
будет исповедь.
— Я хочу исповедоваться сейчас.
— Так у нас не принято.
— Бюрократы! «Так у нас не принято»! Везде бюрократы!
— Дело не в этом. Исповедь — это таинство. Вы должны к ней
подготовиться.
— Я готов.
— Нет, вы не готовы. Вы слишком возбуждены. Прежде всего вам
необходимо успокоиться. И обо всем, обо всем хорошо подумать.
— А если мне некогда успокаиваться, если я решил идти на
мокрое. Сестру я раздумал убивать. Дав мне деньги, вы спасли ее и себя тоже.
Если бы вы не дали мне денег... Я ведь грабить шел. Был я вчера в исполкоме.
Там черненький, плюгавенький, на цыгана похожий, один глаз меньше другого...
говорит: «Иди напротив, к попу. У него, знаешь, сколько денег! Иди, иди, он
даст тебе денег, много денег даст». Один глаз как бы серьезно на меня смотрит,
а второй усмехается, подмигивает: мол, иди, не теряйся — дело верное! Пришел я,
а под полой топорик у меня. Ей-богу, рука бы не дрогнула. А вы смотрите, как
ягненок, и сами сейф открываете... И все эти рубли и трешки... Разве это
деньги! Вот почему я решил завтра инкассатора... Это дело я давно обдумал.
Завтра, как только он подойдет к банку на улице Ленина, в двенадцать
ноль-ноль...
