Тихону не суждено было пережить падение монастыря. Он умер во
время штурма и был похоронен в Преображенском соборе. Монахи, унесшие с собой
наиболее чтимые иконы, книги и рукописи, были расселены по различным русским
монастырям. В этом, видимо, и был Промысел Божий!
По указу Петра поселок, возникший вокруг Сарской обители,
получил статус города, так что день гибели монастыря стал днем рождения города
Сарска. Преображенский собор был превращен в приходской храм.
27 июня
Создавалось впечатление, что Госнадзор пошел на попятную. Во
всяком случае, на следующий день после посещения храма комиссией мне доставили
от Блюмкина две иконостасные иконы. Не думаю, чтобы он отказался от своих целей:
уж больно заманчивую перспективу реставрации храма под его высоким руководством
нарисовал Юрий Петрович Лужин. Видимо, Блюмкин решил не форсировать ход
событий: реставрация, мол, все равно никуда не уйдет. А если я что-нибудь до
того отремонтирую, для него же и лучше. Что же касается прихода, то его можно
задушить руками Валентина Кузьмича. И мне, и, конечно, Блюмкину было ясно, что
тот от своего не отступится.
Из епархиального управления в храм были доставлены свечи, вино
для причастия, иконки, крестики и другая церковная утварь для продажи. Одновременно
я получил квитанцию, из которой следовало, что все это уже оплачено
архиепископом. Он тем самым оказывал мне ощутимую помощь и, главное, недвусмысленно
давал понять, что удовлетворен моей деятельностью и что мне не следует терять
надежды.
Агафья встала за ящик, и казна храма стала пополняться.
Несколько поколебавшись, я решил все же ковать железо, пока горячо, и благословил
Петру и Андрею возводить леса вокруг храма, с тем чтобы начать его внешний,
хотя бы косметический ремонт. Я не строил иллюзий относительно того, как эта
акция будет воспринята Валентином Кузьмичом, но мне было ясно также, какое
впечатление она должна будет произвести на город. В конце концов ночной ремонт
кровли был оценен лишь как дерзкая, безумная вылазка, свидетельствующая не о
силе и уверенности в себе, но скорее об отчаянии. А вот возведение лесов среди
бела дня, подготовка к работе, рассчитанной на недели или даже месяцы, — это
совсем другое дело!
С приходом Агафьи изменился мой быт. Мне теперь не приходилось
думать о хлебе насущном: всегда был готов для меня горячий обед и ужин. Я вынужден
был даже вступать в пререкания с Агафьей, называвшей меня «малопищным» и
стремившейся, иногда путем прямого давления, накормить меня как можно сытнее. В
келье у меня была идеальная чистота. Мой подрясник и ряса были всегда вычищены
и хорошо отглажены.
