— Неисповедимы пути Господни.
— Воистину, неисповедимы. Но как же вы так, ученый иеромонах,
профессор, со стези высокой премудрости свернули? В академии к вам и подступиться
было невозможно — легче к заоблачным высям подняться! Да вы садитесь,
профессор, садитесь, разговор у нас долгий будет. Как же вы вдруг решились, а?
Со стези высокой-то премудрости? Ведь вас не то что студенты, преподаватели
Иоанном Богословом называли! В «Богословских трудах» статьи ваши ученые печатали.
Мудреные статьи! Просматривал я их... Откровенно скажу: мало что понял.
Обескуражило это меня сначала, а потом подумал я: «А что, если за всеми этими
словесами учеными ничего нет?» Что скажете, господин профессор? Может быть, в
самом деле нет ничего? Пустота одна... И кажется мне, что все это чувствуют,
только боятся признаться — как бы за дураков не приняли. Настоящая истина всегда
понятна. Святые евангелисты, тот же Иоанн Богослов (настоящий Иоанн Богослов!),
понятно писали...
«Боже мой! — с ужасом подумал я. — Он, наверно, Апокалипсис
не читал!»
— Мало толку от этой учености, — продолжал епархиальный
секретарь. — Вот поэтому вы до сих пор лишь иеромонах, хотя за десять лет можно
было и епископом стать. Но должно быть, и в Загорске ученость эта не очень-то нужна.
Не потому ли вас в Сарск, в Тмутаракань, загнали?
— Не вижу в этом трагедии, отец Иннокентий.
— Увидите.
— Все в руках Божиих.
— Конечно, все в руках Божиих. Но ведь недаром говорится: «На
Бога надейся, а сам не плошай». Погорячились вы тогда в Загорске, после
экзамена... Высокие слова о Византии говорили... Кому нужна теперь эта
Византия? Мне? Вам в Тмутаракани? Нет Византии и никогда не было. Никогда! А
Тмутаракань была, есть и будет! Погорячились вы, отец Иоанн, теперь небось и
жалеете?
— Да ведь и вы слишком робко тогда себя держали... Молчали
больше... Трудно было предположить, что такие афоризмы изрекать можете... Про
Тмутаракань и Византию. За них не глядя можно пятерку ставить.
— Жалеете, значит, жалеете... Но я на вас зла не держу. Хотя
из-за вас я не смог в академию поступить.
— Зачем вам академия?
— Я ведь все же епархиальный секретарь, в областном центре
служу... Мне бумажка нужна, для престижа. И я получу ее. А вы мне кандидатскую
диссертацию напишете. Не смотрите так на меня. Напишете! Так за что же вас из
академии в Сарск?
— Я священник, а священник должен служить.
— Но вы и профессор!
— Прежде всего священник. Профессор — дело второстепенное.
