— Ему уже ничего не нужно, — сказала она, — и мне ничего не
нужно.
— Родненькие! — воскликнула вдова псаломщика. — Как же мне
вас благодарить за это?
Она широко перекрестилась и, прижав к груди младенца, низко
поклонилась.
— Идемте, деточки, идемте. Мир не без добрых людей. Не
пропадем. Слава Тебе, Господи! — Осенив себя крестным знамением, она
направилась к выходу.
Затем на прием отправилась женщина в черном. Вопрос об отпевании
покойника затруднений не встретил. С покойниками всегда легче. Епархиальный секретарь
решил проблему собственной властью, без бюрократических проволочек, то есть без
необходимого благословения правящего архиерея, молча начертав какую-то
закорючку на прошении женщины. Теперь усопший мог благопристойно оставить этот
мир.
Ходоки задержались в приемной значительно дольше — дело с
ними оказалось посложнее. Живые люди! И к тому же — настырные! Добиваются открытия
храма! Ишь чего захотели! В местный совет их нужно отправить, в местный совет!
Там с ними поговорят по-другому. Там и милиция стоит у дверей.
— В местный совет отправляйтесь! — услышал я резкий,
срывающийся на крик голос епархиального секретаря. — Решение вашего вопроса в
его компетенции.
Так их, батюшка, так! Вот это деловой разговор и в полном
соответствии с государственным законодательством, по которому решение этого
вопроса действительно находится в компетенции местного совета. Одна только
неувязочка: почему вы говорите: «вашего вопроса»? К вам он, значит, не имеет никакого
отношения?
Понурые ходоки вышли из приемной.
— Что делать, батюшка? — обратились они ко мне.
— Вам нужно разговаривать с правящим архиереем, с архиепископом.
А это лишь епархиальной секретарь.
— Кто же нас допустит к архиепископу?
— Господь допустит, Господь!
Ходоки вновь заняли свои места на скамеечке, а я отправился
на прием.
Епархиальный секретарь сидел за необъятным письменным столом
в просторном кабинете, уставленном книжными шкафами. Одного беглого взгляда на
переплеты книг было достаточно, чтобы убедиться, что здесь собраны несметные
богатства. Я почувствовал
легкое головокружение. Боже мой, кому все это досталось!
При моем появлении хозяин кабинета не соизволил подняться. Он
молча смотрел на меня, смотрел с нескрываемым торжеством в глазах, по-кошачьи
ласково.
— Вот, отец Иоанн, — наконец произнес он, — и вновь довелось
нам встретиться.
— Довелось, отец Иннокентий.
— А ведь как обстоятельства изменились... Разве могли вы
тогда, три года назад, подумать, что мы встретимся при таких вот
обстоятельствах?
