Тихону с большим трудом удалось проникнуть на диспут. Затаив
дыхание, он следил за жаркими дебатами. Братья Лихуды побеждали, в этом не было
сомнения, их аргументы были убедительными и неоспоримыми. И, слушая их, Тихон
постиг истинный смысл того, из-за чего кипели страсти. Это не был схоластический
спор. Лихуды защищали православный обряд и православную литургию от нападок рационалистов.
«Вот в чем теперь главная опасность,— думал Тихон. — Враг Церкви будет теперь
стремиться разложить ее изнутри, убив ее как единый мистический организм, а
мертвую, окаменевшую структуру использовать в своих бесовских целях».
Тихон понял: нужны знания, но одних знаний для борьбы с
грозящей опасностью недостаточно. Вот почему он отказался от предложения
Лихудов поступить в их академию и затворился в Чудовом монастыре. Отношений с
Лихудами он, однако, не порывал и пытался поддерживать их в тех бедах и «прещениях»,
которые, как жаловались они, сыпались на них «на всяк день», сначала от
фанатичного приверженца латинского обучения Сильвестра Медведева, доверенного
лица царевны Софьи и князя Василия Голицына, затем от его последователей. С
приходом к власти Петра латинофильская партия еще больше укрепила свои позиции.
Славяно-греко-латинская академия, в которой Лихудов заменили киевские учителя,
стала Славяно-латинской.
Пока жив был патриарх Адриан, Тихон находил в нем поддержку,
но после смерти святейшего Местоблюститель Патриаршего Престола, выходец с Украины
Стефан Яворский не замедлил удалить ревностного поборника греческой традиции в
Тмутаракань.
Приезд Тихона в Сарскую обитель как бы пробудил ее от
летаргического сна. Новый игумен обследовал библиотеку. Его удивлению не было
границ. «Братия, — воскликнул он, — да вы же сидите на сокровищах, которым нет
цены!»
Тихон вновь ввел в монастыре строгий афонский устав, от соблюдения
которого братия по немощи своей уклонилась при его предшественниках. Собрав способных
молодых монахов и мирян, игумен создал в монастыре школу. Но методика его
преподавания была иной, чем у Лихудов, он следовал старому, традиционному методу
монастырского обучения. «Лихуды, — говорил он, — восемь лет проучили в Славяно-греко-латинской
академии, прочитали курсы грамматики, логики, пиитики, но так и не добрели до
богословия, мы не можем столько времени ждать». Тихон как будто чувствовал, что
времени у него в обрез, и спешил. Нужно было подготовить себе смену, нужно было
возродить исихастскую традицию мистического единения с Богом, против чего
особенно рьяно выступали современные рационалисты, нужно было дать вторую жизнь
пролежавшим столетие в пыли святоотеческим книгам и рукописям, приобретшим теперь
удивительную актуальность и злободневность.
