— Я этого не
говорила!
— Не говорила,
а все же по-твоему выходит, что это так! Что же этот выдающийся, как ты
считаешь, честный человек все время повторяет, что Он — Сын Божий? Что Он умрет
и в третий день воскреснет? Что Он исшел от Отца и идет к Отцу? Что по
воскресении Своем Он привлечет к Себе всех верующих в Него? Что Он придет в
сонме ангелов во Второе Пришествие и будет судить живых и мертвых? А? Если бы
Он был всего-навсего человек, то выходит — Он что, лгал? Значит по-твоему
получается, что правильно распяли Его иудеи как искусителя?
— Он не
обязан нести ответственность за фантазии своих полуграмотных учеников, —
ответила она ему сдержанно и даже мягко. — А вот ты здесь стал настоящим
фанатиком, маньяком, истерикующим неофитом. Я теперь отлично понимаю, почему
здесь от тебя все отмахиваются!
— Кто, ну кто
от меня отмахивается?
— Я теперь
понимаю, по какой причине тебя неделями не желает видеть твой старец, почему
этот иконописец не приглашает тебя на чаепитья, а этот — высокий, — она хотела
сказать Калиостро, — Дионисий третирует тебя как сопляка и мальчишку. Ты здесь
стал большим роялистом, чем сам король, большим католиком, чем сам Папа
Римский!
— Кто, кто
тебе сказал это? — оторопел Саша. — Да отец Иероним любит меня бесконечно,
потому что он всех любит и не может не любить! Отец Таврион учит меня писать
иконы, я его ученик, понимаешь ты это? А с отцом Дионисием мы часами, слышишь,
часами гуляем и разговариваем!
— Да, —
ядовито усмехнулась она, — ты бы поусерднее таскал трубы , поискуснее красил
заборы и похудожественнее тер краски!
— Кто
наговорил тебе этой ерунды? — Саша в отчаянье глянул на монаха Леонида. Тот
заморгал и втянул голову в плечи. — Леонид, это ваша работа? Для того вы меня
зазывали к себе писать письма и все расспрашивали про отца Тавриона да про отца
Дионисия, чтобы послужить после внештатным осведомителем? Я всегда чувствовал,
что вы только юродствуете, прикидываетесь этаким дурачком — «идиотизм»!
«шифрания»! — а сами превосходно во всем разбираетесь! «Бога надо проповедовать
не какими-то там рассказами, а собственной жизнью и смертью!» — передразнил он
Лёнюшку. — Так-то вы проповедуете? Только зачем вам это понадобилось? Это
коварно! Коварно!
— Не строй из
себя, Александр, этакую оскорбленную добродетель, — перебила Ирина. — Это тебе
не идет. Это дурная игра: раньше я был плохой мальчик, жил среди негодяев, пил,
курил, воровал из дома вещи и книги, а теперь вот исправился и стал чист, как
ангел небесный. Чтоб валяться пьяным на голой земле, необязательно уезжать за
тридевять земель!
