В церкви
вдруг погас свет, и Ирина подумала что служба уже кончилась и ей придется
отдавать так и не дочитанную до конца тетрадь. Однако из алтаря показался монах
с черненькими быстрыми глазками и курчавой всклокоченной бородой, тот, которого
она уже видела сегодня в церковном дворе. Он вышел на середину храма и, раскрыв
небольшую книжечку, стал старательным и даже несколько форсированным голосом
читать что-то длинное и маловразумительное. Это позволило Ирине вновь
углубиться в чтение.
--------------------------------------
Мне очень
обидно, что я такой заурядный, неинтересный человек. Таврион говорит со мной
тогда, когда я сам его о чем-то спрашиваю, а о себе никогда ничего не
рассказывает. Я сказал ему, что мечтал бы писать иконы, и он позволил мне
тереть краски и левкасить доски. Я думал, что это он так, для начала, а потом
позволит и мне что-нибудь написать, хотя бы одежду, а он, кажется, об этом и не
помышляет.
А Дионисий
вообще меня презирает. То он с большим интересом слушал мои рассказы из прошлой
жизни и даже смеялся, когда я изображал кое-кого в лицах. Я, например,
развалился в кресле, закинув ногу на ногу и произнес значительно: «Религиозная
идея устала! Остается только идея национальная, племенная. Только она — в силу
своей элементарности — способна объединить русский народ. Но в России, где все
инстинкты так сильны и грубы, это может привести только к фашизму». Или
наоборот — вскочил стремительно, прижал руку к сердцу и сказал интонациями
светского человека: «Это был замечательный, просто святой человек, он умел
пожить — ни в чем себе не отказывал, ел-пил в свое удовольствие, имел пять жен,
обожал гостей и умер прекрасно — после сытного ужина и бутылки шампанского».
Или:» Я хорошо понимаю Иуду — он оказался совершенно перед трагическим выбором:
смерть одного человека или гибель нации. И он принес своего Учителя в жертву
народу. А что ему еще оставалось делать? И потом — он смыл свое бесчестие
собственной кровью. Его самоубийство вполне оправдывает его поступок и искупает
вину». Дионисий качал головой, даже ухмылялся, а потом, когда я сказал: «Как
было оставаться среди этих слуг сатаны?» — он вдруг спросил строго:
— Зачем ты
сюда приехал?
— Как зачем?
— удивился я. — Служить Богу.
— И чем же
ты, интересно, ему служишь?
Я оторопел,
растерялся, а потом и отвечаю:
— Тем, что
колю дрова, отапливаю храм, помогаю людям.
