Купец Мордасов и его жена попивали чай, ни о чем не подозревая. Вдруг, как черт из табакерки, появилась сваха:
– Бог в помощь, хозяева! – она перекрестилась. – Доброго здоровьечка и приятного аппетита!
Мордасов чуть чаем не поперхнулся:
– Дарья, ты зачем пожаловала? Сказано тебе не являться на мой порог?
– Сказано, душа моя, да только ты не кипятись, словно вода в самоваре. Лучше послушай, чего скажу-то: Данила-то помер, преставился. Арина его схоронила три дня назад. Сейчас самое время для твоего Афанасия настало. Уж поверь мне, женщине, умудренной жизненным опытом. Девка-то растеряна, дела вести надо самой – мужская рука и ласка нужны!
– Так, так! – оживился Мордасов и переменил тон: – И чего ж ты, Дарья Дмитриевна стоишь? В ногах правды-то нет! Присаживайся за стол, чайку отведай. Фекла! – кликнул он горничную. – Подай дорогой гостье прибор!
Фекла посмотрела на хозяина с явным недоумением:
– Чудно, хозяин, то гнать велите, то тепереча прибор подать!
– Не рассуждать! – прикрикнул купец. – Делай, что велено!
Дарья Дмитриевна пила горячий чай с бубликами, утираясь платком, пот струился с ее мясистого носа.
– Так вот, душа моя! – продолжала она. – Сговорить я ее смогу. И сколь ты мне дашь тогда, почтеннейший, коли я тебе сноху добуду при деньгах, да еще и красавицу?
– Сколько хочешь? Назови цену!
– А не пожалеешь? – сваха расплылась в улыбке.
– Слово купца Мордасова! – рявкнул хозяин и ударил кулаком об стол.
– Ох, душа моя, вот это я люблю. Это по-нашему! Хочу я двести рублей ассигнациями.
Мордасов аж побагровел, но слово дано купеческое, назад его не возьмешь.
– Хорошо, сделка! Будет тебе двести рублей!
* * *
В один прекрасный день явилась Дарья Дмитриевна в кондитерскую и окликнула Глафиру, которая прислуживала в зале:
– Голуба моя, и где ж барыня твоя? Поди, занемогла от работы, сколь всего одной-то делать приходится?
Глафира с подозрением посмотрела на сваху:
– И с чего бы моей барыне занемочь? – глупости говорите! Все у нее в порядке: счетами она занимается, теперь самой приходится.
– Вот и я говорю: помощник надобен, хозяйке-то. Не бабье-то дело счетоводством заниматься, бабе надобно ребятишек рожать, да мужу угождать!
Глафира не выдержала и взъярипенилась:
– Вам надо, вы и угождайте!
– Ой, душа моя, и угождала: почитай двадцать годков как! И детишек нажила! Так, где же барыня-то? Позови уж, сделай милость, покуда в зале посетителей мало.
Глафира недовольно зыркнула на сваху и поднялась по лестнице на второй этаж. Арина, теперь уже «хозяйка» или «барыня», разбирала счета в амбарной книге покойного отца.
