Я долго пытался его опознать, и наконец мне удалось. Несколько лет назад я уже видел эту рожу в одной иногородней газете, и снимок там был не очень хорош. Но теперь я его вспомнил — а также то, что про него писали. Степень он получил в Эдинбургском университете, когда мы разрешали его выпускникам у нас практиковать. Он прикончил с полдюжины человек, после чего заполучил себе какую-то задрипанную степень и переключился на психиатрию.
На Западном побережье он как-то добился штатного места в полиции. А потом грянуло некое дело об убийстве, и он слетел с катушек, обрабатывая не тех подозреваемых: у них имелись деньги, связи и они могли дать сдачи. Лицензию он не потерял, но пришлось по-быстрому выметаться. И теперь — ну, в общем, я знал, чем он занимается. Чем вынужден заниматься. Психи не могут участвовать в выборах, поэтому чего ради законодателям выделять на них кучу денег?
— Вообще-то… э-э… — До него только что начало доходить. — Вероятно, мне…
— Останьтесь, — сказал я. — Я вам дубинку покажу. А может, и вы мне покажете что-нибудь из своей коллекции. Те японские секс-товары, которыми хвастались направо и налево? Как вы поступили со своим резиновым фаллосом? Из которого брызгали в лицо старшекласснице? Когда с Побережья сбегали, успели его упаковать?
— Ба-боюсь, в-вы меня с к-кем-то переп-п…
— На самом деле, — сказал я, — да. Только вы меня не обманули. Откуда вам знать, с чего начинать? Вы мух от котлет не отличите, поэтому вернетесь — так и подпишите свой доклад: «Говнюк». И лучше добавьте примечание, что следующего мерзавца, которого сюда пришлют, я отпинаю так, что задница ему на воротник налезет.
Он попятился в прихожую, к выходу, и все кости у него в лице тряслись и подергивались под землистой кожей. Я провожал его с ухмылкой.
Он дернул рукой вбок и сорвал с вешалки шляпу. Надел задом наперед; я рассмеялся и быстро к нему шагнул. Он практически выбросился в дверь — только бы от меня подальше; я подхватил его портфель и вышвырнул во двор.
— Вы берегите себя, док, — сказал я. — За ключами следите. Не дай бог потеряете — как тогда будете выбираться?
— Вы… вы за это… — Кости дергались и скакали. Он спустился с крыльца, и самообладание к нему возвращалось. — Если я вас когда-нибудь…
— Меня, док? Но я же хорошо сплю. И голова не болит. Меня ничто не беспокоит. Только одно волнует, если честно. Дубинка быстро стирается.
Он схватил портфель и вприпрыжку косо поскакал по дорожке, вытянув шею, точно гриф. Я захлопнул дверь и сварил себе еще кофе.
