А если все пойдет, как идет сейчас, она не даст себе додумать до конца. Она и думать-то не начнет. Она себе насочиняла красивенького и поэтому вообще перестала думать. А я стану ее мужем, и, значит, все в порядке… Но вот если я от нее уйду — ну, я-то ее знаю. Этот умственный шлагбаум, который она сама себе поставила, поднимется. До ответа она додумается мигом — и ни от кого не утаит. Потому что, если я не достанусь ей, пусть не достанусь никому.
М-да, я, кажется, про это уже говорил. Они с Джойс были два сапога пара.
Ну, в общем…
В общем, это надо было сделать, как только будет безопасно. А если это знаешь — знаешь, что другого пути просто нет, — как-то становится полегче. Я тут же бросил волноваться, надо сказать. Разве что на цыпочках вокруг нее не ходил. Она мне на нервы действовала уже тем, что отиралась тут столько времени. Но это ненадолго, поэтому я старался держаться с ней как можно приятнее.
Заболел я в среду. А к следующей среде уже встал на ноги, поэтому взял и повел Эми на молитвенное собрание. Она же школьная училка, и на таких мероприятиях ей надо бывать, хотя бы время от времени, да и мне они, в общем, нравятся. Я на молитвенных собраниях много хороших фраз запоминаю. Там я спросил Эми шепотом, не подсыпать ли ей манны к медку. А она вся покраснела и пнула меня в лодыжку. Я опять шепчу: как насчет Моську пустить к ней в неопалимую купину? Говорю: прижму тебя к груди своей и слипнусь с тобой, и умащу тебя драгоценными маслами.
Она все краснела и краснела, у нее аж слезы из глаз потекли, но она даже похорошела. Как будто раньше никогда подбородок не выпячивала и не щурилась на меня. Потом она согнулась пополам, лицо в песенник спрятала; дрожала, тряслась и давилась, а священник привставал на цыпочки, хмурился, пытаясь понять, что за шум.
Одно из лучших молитвенных собраний на моей памяти.
По пути домой я заехал за мороженым, а она хихикала всю дорогу и периодически фыркала. Пока я заваривал кофе, она разложила мороженое; а я набрал в ложку и стал по кухне гоняться. Наконец в угол загнал и ложку эту Эми в рот сунул, а не в вырез платья, как грозился. И капелька ей на нос попала, и я ее поцелуем слизнул.
Вдруг Эми закинула руки мне на шею и расплакалась.
— Солнышко, — сказал я. — Не надо, солнышко. Я же просто играл. Я просто хотел, чтоб тебе весело было.
— Т-ты… просто…
— Я знаю, — сказал я. — Только говорить этого не надо. Давай между нами теперь все будет хорошо.
