Это было
старое кладбище. Здесь сохранились погребения шестнадцатого века, но наверняка
были и более древние — Бог весть, сколько их напластовалось одно на другое за
тысячелетие существования города. Нынешний храм выстроили в середине
шестнадцатого века. Был он одноглавый, на столпах и упрощенных сводах, с двумя
более поздними приделами и большим притвором. В обширное подцерковье вместился
бы запас провианта для жителей целого квартала, и неизвестно, что там, под
этими таинственными подвальными сводами, хранилось сейчас.
Юго-западнее
храма, укрытая великанами деревьями, притаилась небольшая старинная надгробная
часовня, с крытой оцинкованным железом шатровой крышей и маленькой медной луковкой
вверху под венчающим все крестом. С трех сторон, где раньше находились окна,
была она наглухо замурована и оштукатурена, а с западной стороны через низкий
входной проем, лишенный двери, открывался вход в крохотное квадратное помещение
с утрамбованным земляным полом. Свое предназначение — быть малой безалтарной
церковью и служить местом молитвы об усопших — она давно не выполняла, а
служила укрытием от дождя или даже местом ночлега для бездомных; ну и конечно
являлась еще памятником архитектуры местного значения.
Через святые
врата по мощеной дорожке Алексей дошел до церковных дверей и тут замедлил.
Опять будут гнать! Ну и пусть. Все равно пойду! Он решительно ухватился за
дверную ручку и потянул на себя. В притворе за свечным ящиком дремала Семеновна,
но, почувствовав его приближение, встрепенулась и закричала:
— Опять
пришел, охламон. Опять хулиганить будешь! Уходи!
— Да не буду
я, Семеновна. Плохо мне, беда у меня, — Алексей, стараясь произвести
впечатление полнейшей трезвости, говорил медленно, растягивая слова.
Но не прошло.
Семеновна была в курсе всех его хитростей и укорила, хотя уже и спокойней:
— Опять
нализался, Ляксей, нет чтобы как все — тверезым придти. Горе с тобой, нет, не
пущу.
Но Алексей
почувствовал уже в голосе Семеновны слабину, успокаивающе махнул рукой, мол,
ладно тебе, и вошел в храм.
Жар от
множества свечей, запах ладана тут же обрушились на него и придавили к стене.
Алексей задышал быстро и тяжело. Служилось всенощное бдение и священник на
вечернем входе кадил храм. Наверху, на хорах пели “Свете тихий”*:
— Святаго,
Блаженнаго, Иисусе Христе! Пришедше на запад солнца, видевше свет вечерний... —
выводили клиросные певчие ангельскими голосами.
— Господь
воцарися, в лепоту облечеся, — возгласил священник прокимен.
