— Я уж, было, засомневался,
кто из нас леший, и кто кого должен заморочить и околдовать?
— Может и впрямь домовые
скурвились, крови своей подлой подлили? — вопросом на вопрос ответила старуха.
— Да разве ж домового я
смог бы так словом своим повязать? — резонно возразил леший. — Я этого мужика
знаешь куда зафинтюшил? О-го-го! Странно, на деле-то все они такими легкими
оказались, как перья лебединые. Фукни и унесутся на край света. У меня ведь
допреж такого ни с кем не выходило. Так, заморочу немного, поплутать заставлю и
вся тебе карусель, а тут прямо «тысяча и одна ночь», прямо джин какой! Что-то и
в самом деле случилось? Чудно!
— А ведь и вкусные они
какие, просто ужас, — облизнулась баба.
— Тьфу на тебя! Ты бы
лучше, чем есть на дармовщинку, колдовством своим занялась, — леший плюнул и
прибавил шагу.
— Чевойто-то нет настроя, —
схитрила, было, баба, но потом повинилась: — да, и не вспомнить-то мне ничего
из слов заветных, одни деликатесы в голове.
— И зачем я тебя потащил? —
проворчал леший и остановился — Однако, дальше нам не пройти. Опасно.
— Ась? — спросила баба и
искоса взглянула на заплечный мешок лешего.
— Церковь Варлаама впереди,
— объяснил леший, — не любит он нашего брата, а дальше — Воскресенская. Так что
лучше поберечься. Дадим, значит, левого крюка, так сподручней будет, и чтоб без
лишнего шума…
Когда перебирались через
остов крепостной стены, баба заворчала: в печенке, мол, у меня твой левые
крюки, на что леший лишь глухо цыкнул и лихо перемахнул сразу через два покосившихся
сарая. Но когда прыгали через высоченный каменный забор, ограждающий необъятные
двухэтажные хоромы, не выдержал уже и сам леший. Он неловко зацепился кафтаном
за длинные кривые гвозди, хитро вцементированные в заборный гребень и порвал
полу.
— Ишь, понастроили
живоглоты острогов, да теремов! Что-то я и в тридевятом царстве таких не видал?
— вскипел он и в сердцах пнул провинившийся забор пяткой. Тот испуганно
вздрогнул и в три секунды по всему периметру с грохотом рассыпался на отдельные
кирпичики.
— А говорил: «без лишнего
шума», — съехидничала баба…
Завершился левый маршбросок
у старинных палат Постникова, с грустными от безтолкового ремонта фасадами.
Впрочем, на фоне расползающихся рядом руин, бывшей юридической консультации,
они смотрелись еще достаточно браво. Впереди показалась будочка газетного
киоска. Баба тут же насторожилась и повела носом.
— Погодь, — придержала она
лешего, когда киоск оказался совсем рядом, — не торопись, дай осмотреться.
