— И что же с
ним дальше будет? — чуть слышно спросила Анна.
— Дальше?
Одумался человек, выправляется, даст Бог, и совсем выправится. Ладно, — батюшка
встал со скамьи, — сейчас пойдем спать, завтра нам спозаранку с Ниной
Григорьевной больную ехать причащать, а ты, голубушка, хозяйствуй, да с
Маркелом не ссорься, нам же дай Бог погоды благоприятной в дорогу, без пурги…
К утру, хотя
снегопад и ослаб, усилился северный ветер и завьюжил, закружил, вздымая вверх
вихри из снежинок. Маркел, запрягая в сани Вишню, ворчал:
— Вон как тащит
поползуха, куда в такую заметь ехать? Пропадете.
— Ничего, с
Божией помощью доедем, — бодро воскликнула Нина Григорьевна. Но Анна приметила,
как неуверенно ежится она в тяжелом тулупе, переминается с ноги на ногу и все
поглядывает на отца Прохора. Тот же был спокоен и молчалив. Усадил Нину
Григорьевну за кучера, сам пристроился сзади и негромко скомандовал:
— Трогай, с
Богом…
Сани давно уже
скрылись, а Маркел все ворчал, да ругал поползуху с поносухой. Он вынес было
лопату, но тут же плюнул, махнул рукой и скрылся в сторожке. Анна отправилась
заниматься стряпней, успокаивая себя, что с батюшкой ровным счетом ничего не
может случиться, с кем угодно может, а с ним нет. Однако смутные безпокойства
не оставляли ее и тревожно донимали сердце. Она словно чего-то ждала и когда на
улице раздался какой-то шум, стрелой метнулась к двери. "Вернулись",
— подумала она и выскочила на крыльцо. Снежный вихрь мгновенно ослепил, и она
не сразу поняла, что перед ней стоит какой-то посторонний человек.
— Мне бы
батюшку, — просипел он, закрывая лицо рукавицей.
— Войдите в
дом, — махнула рукой Анна, приглашая незнакомца за собой.
Мужчина долго
копошился в сенях, сбивая с себя снег, а когда наконец вошел, Анна оторопела.
Это был тот самый дядька в рыжем тулупе, который посмеялся над ее ботинками и отказался
подвезти. Мужичек похоже, тоже ее узнал, но признаваться в этом не спешил.
— А где
батюшка? — огляделся он по сторонам и знакомо изломал загогулиной брови.
— Нет батюшки,
— развела Анна руками, со стыдом чувствуя, что испытывает нечто похожее на удовлетворение,
— уехали они час назад на требу, обещали вернуться к обеду, а может и позже,
буран-то вон какой.
— Как это
уехали? — мужичек непонимающе вытаращился на Анну. — У меня ж мать помирает, у
ней одно только в уме и осталось — батюшку ей вези. Как же мне теперь? Жаль
старуху, ейная жизнь — одно горе, лыком подпоясанное — сахарком не забалуешь.
Теперь что ль и помереть по-человечески нельзя?
