Петр
Варфоломеевич спустился по лестнице и вышел из подъезда. Ветер, словно только
его и поджидая, тут же швырнул ему в лицо пригоршню злых холодных дождинок.
Петр Варфоломеевич втянул голову в плечи и поднял воротник плаща. На мгновение
он замедли взглядом на разбитом "Москвиче" пенсионера Семенова из
двадцать первой квартиры. Машинешка уж невесть сколько времени стояла на
приколе прямо под хозяйскими окнами, мозоля своим неряшливым видом глаза здешнему
народу. Семенов давно махнул на нее рукой и жильцы свыклись, а Петр
Варфоломеевич все никак не мог преодолеть чувство брезгливости и каждый раз,
проходя мимо, мысленно вышвыривал развалюху прочь со двора. Он хотел сделать
это и сейчас, но увидев, как по коричневому от грязи лобовому стеклу слезинками
сбегают тонкие дождевые струйки, пожалел: "Пусть себе стоит, может и
починит когда хозяин". Сунув зонтик под мышку, он посмотрел на часы.
"До назначенного времени час с четвертью", — отметил он удовлетворенно
и, невзирая на непогоду, решил идти пешком. Вспомнил, как с сомнением давеча
качал головой батюшка. На визит-то благословил, но не было уверенности в его
глазах.
— Ладно, —
махнул наконец рукой, — на все Божья воля, может быть и дадут чего. Богачи ведь
тоже люди.
— А то как же,
— поддакнул Петр Варфоломеевич, — газеты не зря ведь пишут. Есть, конечно,
такие, что никому ни в жизнь ни рубля, но другие помогают. На Божье ведь дело.
Грибов точно даст. У него денег, что фантиков.
Петр
Варфоломеевич лично не знал ни Грибова, ни других богачей, разве что по
телевизору видел. Про всех остальных Петр Варфоломеевич определенного мнения не
имел, но вот о господине Грибове много чего слышал. Уж больно красиво
расписывал тот свои добродетели, когда в депутаты выдвигался. Не так давно это
было; тогда газетами с его портретами завалили все почтовые ящики, так что,
хочешь не хочешь, а узнаешь, что Грибов и детей любит, и старикам помогает, и
на дорогие операции тяжелобольным денег не жалеет. Вот такой вырисовывался
человек — щедрый на милости и безотказный.
— Нет, не
откажет, — убежденно повторил Петр Варфоломеевич, глядя как батюшка задумчиво
теребит бороду. — Нам же не для себя. Понятное дело, если крыша в храме и
дальше будет течь, рушится все начнет. Опять же, пол подгнил — перестелить
надо? Надо. Ему же все обратно вернется. Ведь сказано: не оскудеет рука
дающего. Сказано?
— Сказано, —
подтвердил батюшка. — Вот только если бы все на Бога упование имели, разве ж
пришлось тогда просить? Сами бы принесли. Ан, не несут.
