Брел Петр Петрович по тихим
кладбищенским аллейкам, пугаясь каждого своего шага, словно ноги уже плясовую
зачинают заводить. «Да не буду я, — старался он убедить самого себя, — не буду
я плясать. Что ж я ирод какой?» — «Будешь, еще как будешь, — шипел где-то в
темной глубине, в ямине поганой, злой голос старика Ивана, — я тебе дам, «не
буду», попомнишь меня!» И слева, и справа вздымались от земли кресты, да камни
надгробные, цветочки качали головами, деревья листиками трясли и все как бы
говорили, что не место здесь для непотребства, тут, мол, место тишины и покоя.
«Да что ж это со мной? — в конец раздосадовался Петр Петрович, — что ж за
напасть такая?» Сел он на первую подвернувшуюся скамейку, зажал свои коленки и
к земле притиснул: не пущу, мол, никуда! И сидел так, пока не оказался рядом
какой-то прохожий в плаще длиннополом. Взглянул Петр Петрович и видит:
священник идет мимо, не молодой уж, видно, но прямой и стройный как юноша. И
вышло как-то само собой, что он поздоровался:
— Здравствуйте, батюшка, —
сказал и подивился себе: «Чего это я?»
Батюшка поздоровался в
ответ и приостановился:
— К родным пришли? —
спросил. — К отцу или матери?
— Нет, — покачал головой
Петр Петрович, — мои родные далеко от сюда покоятся, в деревне родной. Тут я по
другому поводу… И вдруг начал он рассказ о всей своей жизни; о дружбе и
размолвке с Николаем, теперь новопреставленном; о нелюбви своей и муках
душевных (утаил лишь о русской плясовой — больно стыдно было говорить-то об
этом). Батюшка присел рядом и слушал внимательно, не перебивая; с живым
участием слушал, иногда покачивая головой.
— Отпевал я три дня назад
вашего друга Николая, — сказал, как только Петр Петрович закончил свой
мучительный рассказ. — Да, так зачастую и бывает. Трудно нам в душу-то друг
другу заглянуть, в сердце: чего-то там затаилось? Какая такая боль? Пожалеть
нам впору друг другу, помочь, руку навстречу друг другу протянуть, а мы все во
вражде сущей пребываем, не прощаем друг друга. А уж сколь Бог нам Милосердный
простил и прощает? Сколь долготерпит нас, грешных? Расскажу вам одну историю
назидательную, чтобы ясно стало насколько велик грех непрощения. В
Киево-Печерском монастыре это было. Подвизались там два инока. Блаженный
пресвитер Тит и брат его по духу, диакон Евагрий. Блаженный Тит питал к нему
крепкую и нелицемерную любовь. Но завистник всего доброго диавол посеял из-за
чего-то между ними вражду. Он помрачил их таким гневом и ненавистью, что они не
могли даже видеть друг друга, и когда один из них шел с кадильницей в церкви,
— то другой уходил от фимиама. В таком мраке духовном жили они долгое время не
смотря на то, что братия монастыря неоднократно умоляла их примириться. Но об
этом они и слышать не хотели.
