Николая не
было, а мать его кинулась навстречу, захлопотала, молоко, творог на стол
подала.
— Костюм вот
купил, — похвастался Петр, — в Пскове в универмаге.
— Красавец ты у
нас, - улыбнулась женщина, - парень хоть куда.
Вернулся
Николай. Петр протянул руку и тут же не удержался похвастать насчет обновки.
Николай смерил друга взглядом и сквозь зубы процедил:
— Не слепой,
вижу. Всей деревни, наверное, растрезвонил? Сияешь, как тот масленый блин.
Вырядился, как секретарь райкома.
— Да что ты,
сынок? – всплеснула руками мать. – И ты купи себе такой же.
— Ни к чему мне
— отрезал Николай и как-то не по доброму взглянул на товарища…
Да, не
заладилось у них чего-то в этот раз. И вечером, когда на танцы шли в Изборск,
больше молчали. Петр пылинок с костюма уж не стряхивал, да и платок в боковой
карман переложил, а Николай отчего-то напялил заношенный отцовский пиджак, хотя
свой имелся неплохой.
И в клубе врозь
веселились: Николай больше на улице, на скамейке с дружками сидел, семечки
поплевывал, да смеялся, когда Петр отдышаться выходил. «Это он в мой адрес,
точно в мой», — хмурился Петр, но, впрочем, сердиться ему было недосуг:
познакомился он с изборской красавицей, веселой девушкой Клавой. Приглашал ее
на все танцы подряд, а она озорно смеялась и не отказывала; прижималась доверчиво,
и ее пушистая прядка волос нежно щекотало ему щеку.
Потом Петр
провожал ее до дома, и они долго стояли у калитки, неумело целовались и
говорили о пустяках… Отпел, умолк соловей, а они все не могли расстаться. И
лишь когда, напившись воды с березового листка, соловей вновь выдал свою первую
утреннюю трель, Петр, наконец, засобирался.
— Ждать будешь?
— спросил напоследок.
—
Буду, буду, — кивнула
она и озорно рассмеялась.
— В следующий выходной жди,
- пообещал он.
Николай
проводил друга молча, сухо кивнул и вяло пожал руку.
—
Так я приеду через
неделю, ты не против? — прощаясь, спросил Петр.
Николай пожал плечами, и
непонятным, двусмысленным был этот ответ. Петр-то подметил это — как же не
подметить? — но вида не подал: больно хотелось повидать свою ненаглядную.
Однако, вышло так, что ни
через неделю, ни через две Петр быть в Гусинце не смог: мешали какие-то вроде
бы пустяковые, но, одновременно, и нужные дела. Кабы знал он, чем это
обернется, так верно все бы бросил, ведь думал же ежеминутно о красавице Клаве;
подарки ей купил — лакированную сумочку с блестящей металлической пряжкой, да
еще сластей и угощений всяких. Но, увы…
