— Почему же ты
решил, что я буду помогать своему врагу восстанавливать его еретический храм?
— Халиф в
любом случае восстановит свою каабу в Мекке, — нимало не смутившись, ответил
Иоанн, — с нашей ли помощью или без нее. Но во втором случае мы, христиане,
будем сами повинны в разрушении нашей величайшей святыни. Позволю себе думать,
что и для тебя, православного самодержца, небезразличны святые места, где
Господь страдал и воскрес.
Юстиниан в
задумчивости опустил голову, как будто прислушиваясь к собственным мыслям.
Затем, подняв голову, он внимательно посмотрел на Иоанна.
— Мне нравится
твое умение рассуждать логично. Хорошо, я подумаю над твоей просьбой.
— Да
приумножит Господь дни твоего царствования! — воскликнул Иоанн, обрадованный
надеждой, что его миссия может так быстро и легко разрешиться.
Юстиниан
неожиданно встал и направился к каменным перилам террасы. Иоанн, поднявшись,
последовал за ним. Император дошел до балюстрады и облокотился на нее. Затем,
глядя в море, он тихо заговорил, как бы не обращаясь ни к кому:
— Мой отец
правил царством шестнадцать лет, мне же одним отшельником было предсказано, что
я буду царствовать так же долго, как и мой отец. Десять лет я уже на троне, так
что, если верить предсказанию, то мне осталось шесть лет, а у меня даже нет
наследника. Моя жена умерла, оставив мне только дочь. В свои двадцать шесть лет
я уже, словно старик, рассуждаю о бренности славы и суетности земного бытия.
Сказав это,
Юстиниан замолчал, продолжая глядеть в морскую даль. Иоанн встал рядом с
императором, и вдруг у него пропала всякая неловкость, он уже не чувствовал,
что стоит рядом с грозным владыкой. Перед ним был лишь одинокий человек с такой
же вопрошающей и ищущей душой, как и его собственная. И Иоанн заговорил так,
как разговаривал бы с простым собеседником:
— Мне
представляется, что человек должен рассуждать об этих вещах всегда. Во всяком
случае, с того времени, как эта дарованная Богом способность открывается в нем.
Меня уже сейчас угнетает мысль, что мне уготована участь служения при дворе
халифа. Как бы я хотел уйти в монастырь вслед за моим учителем, преподобным
Космой! Но отец об этом и слышать не хочет. Он говорит, что мой долг —
продолжать дело Мансуров. Душа моя жаждет одного, а повиновение родителям
требует другого. Я понимаю, что по заповеди Божией должен почитать отца своего
и помогать ему нести службу государеву. Но в Евангелии я вижу другой пример,
когда апостолы тотчас оставили лодку и отца своего и последовали за Христом.
